Трапеция

— Мэттью Гарднер, также известный как Марио Сантелли, и члены его труппы, которая включает — но не ограничивается — Томаса ЛеРоя Зейна, известного также как Томми Сантелли, выступающего соответственно в роли ловитора в номере воздушного полета «Летающие Сантелли»… Хорошо, Джим, я подписываю. Дай ручку. Том, тебе тоже надо подписать, — добавил он, нацарапав «Мэттью Гарднер» и, чуть ниже, «Марио Сантелли».

Томми взял ручку и аккуратно вывел: «Томас ЛеРой Зейн» и «Томми Сантелли» в указанных местах. В последний раз, когда он подписывал подобный документ, он был так юн, что нуждался в разрешении отца и прибавлял слово «младший» к фамилии.

— А теперь, — сказал Барт, — время отметить.

Томми впервые попробовал ночную жизнь. Он знал, что Барту приятно пойти с ними в какой-нибудь известнейший голливудский ночной клуб, и что Люсии понравится увидеть их фотографии в газетах. Нанятые студией журналисты обступили их со всех сторон, празднуя создание фильма, который позже назовут величайшей цирковой картиной столетия. Томми задался вопросом, все ли гламурные истории о киноактерах из газет и журналов такие же надуманные, как эта. Когда его сфотографировали с известной старлеткой на коленях, он в этом уверился.

Позже, когда они в машине Барта ехали обратно, Барт сказал:

— Понятия не имею, как мир до этого докатился. Приходится фабриковать буквально все.

Произнес он это с такой запальчивостью, что Томми решил бы, что он пьян, если бы не видел, что Барт по своему обыкновению пил очень умеренно.

— Наверное, людям, которые тратят кучу денег и времени на кино, нужна определенная доза сентиментального вздора. Томми, ты же не против фотографироваться с… как там ее… Карен Эндрюс на коленях?

— Если Карен не против, то и я не возражаю.

— А я возражаю, — проворчал Барт. — Я хочу жить в таком мире, где смог бы сфотографироваться, скажем, с Томми на коленях, если бы захотел. На каждую женщину, впавшую в расстройство из-за того, что я не доступен для, скажем так, романтических воздыханий, пришелся бы паренек, который, почитав газеты и сходив в кино, прекратил бы себя ненавидеть и сказал бы: «Что ж, Барт Ридер гей, и он счастлив, успешен и живет припеваючи. Так что и мне, наверное, не обязательно вешаться или стреляться». Тогда количество суицидов пошло бы на спад, и все было бы прекрасно. Почему мне приходится делать вид, что я по уши влюблен в какую-нибудь глупую бабу вроде Луизы Ланарт? Нет, не поймите меня неправильно. Джуди хорошая девочка. Она мне очень нравится и рвется со мной спать не больше, чем я с ней. Я совершенно ничего не имею против Джуди Коэн.

А вот Луизу Ланарт я терпеть не могу. Почему она должна притворяться, будто у нас великая любовь? Почему она не может просто жить одна, признавшись, что никогда не найдет человека, мужчину или женщину, который бы ее завел? А она пробовала, когда обнаружила, что ее не привлекает даже такой герой-любовник, как я!

В его голосе почти звучали слезы.

— Почему, черт побери, она должна быть Луизой Ланарт, а не Джуди Коэн? Мы сражались на войне, чтобы создать мир, где Джуди Коэн смогла бы называть себя Джуди Коэн, но студии ее имя показалось еврейским. Когда мы уже избавимся от этих предрассудков?

Марио горько улыбнулся.

— Тогда же, когда построим межпланетную империю из моих фантастических журналов. Джонни считает, что не успеет настать следующий век, как человек пройдется по Луне. Я в этом сомневаюсь, но даже если и так, готов побиться об заклад, что гея они на космический корабль не возьмут.

Потом, когда они вдвоем ехали на машине Томми обратно в дом Сантелли, Марио тихо и почти так же горько, как Барт, сказал:

— Теперь ты видишь, почему некоторые парни любят ходить по ненавистным тобой барам? Там тебя хотя бы не смогут сфотографировать с какой-то левой девицей на коленях.

— Это просто шоу-бизнес, — отозвался Томми.

Он до сих пор чувствовал запах пудры, пробуждающий неприятные воспоминания. Но Томми успел сделаться реалистом.

— Зато когда Анжело увидит эти снимки, до его чугунной башки дойдет, что мы не собираемся носиться по округе с табличками «Я ГЕЙ. ПНИ МЕНЯ».

— Боже, Томми, иногда ты не лучше Анжело! Разве ты не видишь, какой это грязный обман?

Томми взял его за руку.

— Конечно, вижу, приятель. Но что мне сделать? Это не я придумал мир таким. И я не верю, что Бог бросит меня в ад за то, что я сплю с мужчинами. Но мы пробовали поступить, как от нас ожидали. Мы расстались, и из этого не вышло ничего хорошего. И что теперь? Я не против немного попритворяться, — в первый раз за все время голос его дрогнул, — если это позволит нам остаться вместе и избежать проблем.

Пальцы Марио слегка сжались на его руке.

— Что ж, по крайней мере у нас есть мы.

ГЛАВА 15