Трапеция

И хотя улыбка ее была доброй, Томми снова заметил морщины, прорезавшие ее лицо. Разворачиваясь уходить, он увидел, как Люсия, подав старушке руку, осторожно идет к дверям, и удивился ее самоконтролю.

Медленно поднявшись по лестнице спящего дома, Томми закрыл за собой дверь и попытался вспомнить прошедший день. Но увидел лишь умирающее пламя на горизонте, уходящий сон и безнадежную тоску в усталых глазах Марио.

ГЛАВА 12

Март подходил к концу, дом Сантелли стоял пустой и тихий. Ежедневная рутина уже не отнимала столько времени, номер был готов, тренировки превратились в беглые прогоны.

Томми начал чувствовать странное беспокойство, хотя уже отточил все простые трюки, которые ему позволили делать в этом году, и мог бы последовать примеру остальных — отдыхать и наслаждаться весенним солнцем. Недалек был час, когда артисты отправятся на зимнюю стоянку и проведут там около недели — в лихорадочной суете постановки номеров, генеральных репетиций и выборе прочих своих обязанностей.

Безделье утомляло все больше. В школе Томми был одиночкой, белой вороной, тенью среди других учеников. Он отвечал в классе, готовил домашние задания и даже порой задерживался выпить колы и полистать журналы с одноклассниками. И все же его преследовало ощущение нереальности. Иногда на ум приходил старый вопрос из раннего детства: выключают ли на зиму и зрителей? Ответ наверняка был положительный, потому что, находясь среди остальных, Томми чувствовал, будто вокруг пусто. Более того, его самого тоже не было. Осталось лишь одно место, где он существовал по-настоящему, — зал.

Только здесь Томми знал, кто он и что делает, и работал до изнеможения. В конце концов даже перфекционист Марио резко спросил, что именно в слове «хватит» ему непонятно.

Весенние дни летели прочь с календаря, внутреннее напряжение нарастало.

Томми скучал по Джонни с его громким голосом и неувядаемым жизнелюбием, скучал по Стелле, скучал даже по Лисс и ее шумному ребенку. И когда мальчику казалось уже, что он взорвется, если останется в неподвижности, он отправлялся вниз и выплескивал энергию на трамплине, яростно повторяя старые упражнения.

Однажды Люсия позвала его в швейную мастерскую, обмерила и показала наброски костюма. Томми всю жизнь носил затейливые наряды и всегда любил с ними возиться, но костюм для его первого сезона в качестве воздушного гимнаста был все-таки особенным.

В номере Сантелли главный артист традиционно носил золотое. Долгие годы этой прерогативой владел Папаша Тони, но в последний год в центр решили поставить Марио и обрядить в золотое его: золотые трико, золотой верх, золотые блестки. Однако Люсия, поглядев на Марио и Томми во время трюка на двойной трапеции, настаивала на том, чтобы одеть обоих одинаково. Спор длился почти неделю, а потом Анжело удивил Папашу Тони, серьезно обидел Люсию и поразил всех остальных, когда за обедом поднял голову и устало проговорил:

— У меня эти препирательства уже в печенках сидят. Да какая, в конце концов, разница! Давайте забудем о золотом и подберем что-нибудь еще. Меня уже тошнит от этого зелено-золотого. Летаем, как стая проклятых попугаев!

Барбара, хихикнув, прикрылась салфеткой.

— Сантелли всегда носили зеленое и золотое, — заспорила Люсия.

— Дорогая Лулу, я это знаю, — Анжело отложил вилку. — Я в номере много лет и при этом не являюсь не слепым, не — увы! — глухим. Я уже неделю слушаю вашу грызню и…

— Анжело, если тебе не нравятся мои костюмы…

— Лу, черт возьми…

— И не чертыхайся на меня!

— Люсия, Люсия… — исторгнутый Анжело вздох шел, казалось, из самых глубин его существа. — Я никогда этого не говорил. Просто все эти споры чертовски… прошу прощения… абсолютно бессмысленны, и вы знаете это не хуже, чем я.

Возможно, нам стоило бы менять цвета каждый год. Но мы никогда так не поступаем. Почему бы просто не сделать костюм так, чтобы он тебе шел? И никаких пререканий! А еще лучше их просто заказывать и не возиться!

— Ты не хочешь носить зеленое и золотое, Анжело?

— Господи, Лу, я пытаюсь объяснить, что мне на… мне абсолютно все равно, что носить, лишь бы оно мне подходило. Просто надоело выслушивать эту бесконечную, бессмысленную, проклятую канитель!

Люсия вспыхнула.

— Честно признаться, я нахожу определенное удовольствие в том, чтобы делать костюмы самой и видеть Сантелли одетыми в то, что они всегда носили. Это преступление?

Анжело уронил голову на сжатые кулаки.

— Забудь, что я вообще завел этот разговор…

— Ну нет, раз начал — договаривай! Не хочу быть тираном. Давай для разнообразия послушаем твои художественные предпочтения.

— Лу, брось, — пробормотал Марио. — Анжело не имел в виду…

Анжело рывком отодвинул стул.

— Я свое мнение высказал. А в итоге мы оденемся как всегда — в зеленое и золотое. Этого не смог изменить Мэттью, не смогла изменить Клео и я — Господи спаси — тоже ничего с этим не поделаю. И вообще не понимаю, с какой стати волнуюсь. Sicut erat in principio, et nunc, et simper, et saecula saeculorum. Aa-a-amen.