Трапеция

— Basta! — рявкнул Папаша Тони. — Нет нужды богохульствовать! Я не потерплю в своем доме таких разговоров! Относись к своей сестре с уважением, Анжело, или выйди из-за стола! Что касается костюмов, это ее забота и ничья больше!

— Я и пытался сказать…

— Хватит, я сказал! — оборвал Папаша.

Анжело, поднявшись, пробормотал:

— Спасибо, Барбара, десерта не надо. Извините.

И ушел.

Томми, склонившись над блюдцем с пудингом, услышал стихающие шаги и хлопок дверей.

С явственной болью в голосе Люсия спросила:

— Папаша… я действительно упрямая? Это все, что я могу сделать для номера… Я такой тиран?

Он разуверил ее по-итальянски. Томми нахмурился. Как не похоже это было на Анжело! Они все воспринимали его за должное — оплот уравновешенности среди темпераментных Сантелли, усердного, практичного, надежного. Что на него нашло?

Когда-то Джонни пренебрежительно назвал Анжело «первосортным артистом второго сорта». И хотя ему за это досталось, Томми в глубине души согласился, что Джонни попал в точку. Анжело был опытным, выносливым, хорошо выглядел в трико, а добродушный характер делал его отличным товарищем и коллегой. Его способности к тонкому расчету близились к гениальным — хотя Томми в силу юного возраста не мог оценить этого в полной мере — а сила давала ощущение надежности. Но в нем не было ни таланта Папаши Тони, ни стильности и амбиций Марио, ни даже фамильной яркости. Томми с толикой стыда почувствовал, что Анжело кажется ему скучным. Признание это далось тяжело: Анжело был таким славным парнем — но против правды не пойдешь. И совсем уже за девятью печатями Томми лелеял мысль: «Да я больше похож на Сантелли, чем он».

Накануне отъезда Томми спустился с Марио в раздевалку — достать из шкафчиков позабытые вещи, а Папаша Тони и Анжело помогали Люсии переносить пожитки в трейлер, где Сантелли жили во время гастролей.

— Забавно, — сражаясь с завязками защиты на запястье, Марио оглядел пустынный зал. — Теперь здесь никого не будет до следующей зимы. Разве что Барбара зайдет поработать на станке, или Клэй приведет приятелей поиграть на трамплине… А так, мы словно упаковали это место и забрали с собой.

Томми робко улыбнулся. Он прекрасно знал, что Марио имеет в виду. В свой первый день здесь Томми ощутил, что тут — в пустой холодной комнате — лежит сердце дома, и Марио тоже это говорил, показывая слова старого Марио ди Санталис на стене. Но теперь Томми понимал, что оно вовсе не на стене. Сердце дома было в нем. В них всех. Он начал было говорить об этом, но запнулся и с трудом сглотнул. Нужных слов не хватало, а если бы они и были, то все равно выглядели бы банальными. Марио стоял рядом в носках, ленивый и улыбающийся. Улыбка, зарождаясь в глазах, озаряла все лицо.

В эту секунду Томми буквально разрывался от наплыва чувств. Он был одним из них. Он принадлежал к семье. Казалось, вся его жизнь изливалась сейчас в страсть, яростнее, чище и сильнее которой он не знал и едва ли когда-нибудь познает снова. Опять подняв глаза, Томми тоже улыбнулся, переполненный счастьем. Ему очень хотелось что-нибудь сказать. Просто чтобы Марио понял, что он чувствует. Но выразить подобные чувства Томми не умел.

— Мы будем давать представление, как Джонни и Стел? — спросил он вместо этого.

— Конечно. Как всегда.

— Куда пошел Джо?

— За купонами на бензин. Мы собирали их всю зиму, но лишние не помешают. Ты же знаешь Папашу Тони… он не станет ничего покупать на черном рынке. Джо вот так приобрел немного, и я думал, Папаша его на клочки порвет.

Воцарилась тишина.

— На самом деле, — начал Марио, — не стоило Анжело так наскакивать на Люсию с этими костюмами. Знаешь, мы с Джонни не особенно ладим, но я готов простить ему практически все за то, что он сделал для Люсии в этом году. Пригласил ее поработать с ним — не Папашу, не Анжело, а именно ее. Порой Джонни ведет себя как полный мудак, но он может быть чертовски славным.

— Я думал, Люсии все это страшно надоело, — заметил Томми.

— Она и тебя облапошила? — Марио нежно улыбнулся. — Да она в лепешку разобьется, чтобы номер получился хорошим. Вот почему поступок Джока был таким достойным. Он ушел из семьи, прикидывается, будто ему на всех наплевать, но он единственный из нас, у кого хватило любезности на такой ход.

Люсия была величайшей, ты знаешь. И она об этом помнит, пусть даже и делает вид, будто в голове у нее нет ничего, кроме опасений, как бы спагетти не остыло.

Марио прислонился к стене.