— Да нет, комната Джонни теперь свободна. И чемодан туда отнесу. У тебя все в трейлере, Томми?
— Все кроме костюма для сегодняшнего выступления и одежды, в которой поеду завтра.
Барбара подняла чемодан, но Марио быстро его отобрал.
— Не таскай тяжести, милая. Хочешь увидеть тройное сальто? Что ж, я покажу тебе. Только пеняй на себя, если все, что ты сможешь увидеть, — меня, падающего в сетку.
— Что поделать, — сказала Барбара. — Но Марио, почему эта штуковина такая фантастически сложная? Двойное сальто делает каждый уважающий себя гимнаст. А Лулу делала два с половиной. Но только один из ста справляется с тройным. Джерард Майт, Барни Парриш, Джим Фортунати… Теперь и ты.
Неужели в этой половинке оборота все дело?
Томми и сам об этом думал. Его собственный переход от одинарного заднего сальто к полуторному, когда руки ловитора смыкались на лодыжках, а не запястьях, был не такой уж и трудный.
Марио прислонился к косяку.
— А чтоб я знал. Была такая теория, что после двух оборотов акробат больше не может контролировать тело. Что мозг просто не успевает управлять движениями. Парриш и Фортунати разбили эту теорию в пух и прах. Но ты должен быть чертовски хорош, чтобы после двух оборотов успеть прийти в себя и увидеть ловитора.
— Не понимаю, — вздохнула Барбара. — Когда Джонни учил нас работать на трамплине, он делал шесть-семь сальто. Даже Клэй может сделать два, а я как-то сделала четыре. В чем разница? Только потому, что сорок футов высоты?
— Слушай, на трамплине ты не… — начал Томми.
— Господи, скорость гораздо больше… — одновременно принялся объяснять Анжело.
Потом остановился, засмеялся и посмотрел на Марио.
— Я только спросила, — уязвлено сказала Барбара.
Но Марио не улыбался.
— Нет, Барби, высота здесь ни при чем. Дело в том, что на земле или на трамплине ты касаешься поверхности после каждого оборота и каждый раз заново ориентируешься. Но на аппарате кач и вес перекладины придают тебе больше скорости. Делая два полных оборота между тем, как отпускаешь перекладину, и моментом, когда попадаешь к ловитору, ты двигаешься вдвое быстрее да еще сопротивляешься гравитации. Два кувырка на такой скорости дезориентируют кого угодно. Но все-таки, если ты хорошо управляешься с телом, то можешь сделать два быстрых оборота и сберечь чуть-чуть времени, чтобы успеть понять, где ловитор. А чтобы сохранить время после трех оборотов, кач должен быть таким быстрым и высоким, что когда ты сходишь с трапеции, то двигаешься со скоростью пушечного ядра, — он показал жестом. — Когда я был маленьким, Джим Фортунати высчитал, что это примерно шестьдесят две мили в час. Он куда умнее меня, так что сомневаться я не стану. Трюк не в том, чтобы войти в третий оборот… как раз наоборот. Все в дело в том, как из него выйти. На такой скорости ты как бы на миг отключаешься — со мной, во всяком случае, именно так — и когда ты выходишь из оборота, то оказываешься прямо над ловитором, все в тумане, и он надвигается на тебя со скоростью поезда. И если ты неаккуратно схватишься, как дети, например, — Марио хлопнул Томми по плечу, — то можешь вывернуть ему руку. Или он вывернет твою. На такой скорости хватка должна быть идеально точной — спроси вон хотя бы Анжело — или чье-нибудь плечо вылетит из сустава. А если промахнешься, то пролетишь мимо сетки, и то же случится с твоей шеей.
Барбара вздрогнула.
— В следующий раз напомните, чтобы я не задавала столько вопросов! Теперь мне будет страшно на тебя смотреть!
— Ну-ну, милая, — Марио приобнял ее за плечи и легонько сжал. — Разве Сантелли так говорят?
— Марио, — быстро сказал Томми, — я видел, как ты промахивался сотни раз. Но никогда не падал мимо сетки и никогда себе ничего не повреждал. Как у тебя получается?
Подвижное лицо Марио расплылось в усмешке.
— Расскажу тебе страшную тайну. Я заключил сделку с дьяволом. Продал ему душу, и он сказал…
— Эй, парень, умолкни, — перебил явно оскорбленный Анжело. — Мне такие разговоры не нравятся. И Лу бы не понравились. И Папаше…
— Нет, Марио, серьезно, — настаивал Томми.
Марио перестал ухмыляться.
— Ладно, если серьезно, я давно решил — еще до того, как начал работать над тройным сальто — что буду учиться, как Барни Парриш, без лонжи. Решил, что чем больше раз упаду, тем лучше научусь справляться с падениями без особого вреда для себя. Мы с Анжело много спорили по этому вопросу.
— Я думал, что он свихнулся, — добавил Анжело. — Но это сработало.
Марио кивнул.
— Я свалился, должно быть, пару тысяч раз. Наверное, мог бы и без сетки упасть и не убиться, — он постучал по косяку. — Стукну по дереву. Хотя пробовать, конечно, не собираюсь.
Анжело, потянувшись, расстегнул манжету на длинном рукаве рубашки Марио и закатал его. Тронул красную отметину на локте.
— Но пара таких штук на тебе есть всегда. Когда-нибудь заработаешь инфекцию и будешь знать. Я уже не говорю, что это жутко больно.
Марио, пожав плечами, потянул рукав обратно.
— Ой-ой-ой! Да ты хуже Люсии! Я их вообще не замечаю. Это Клео нам когда-то говорила про возможность сломать шею?