Травести бурлеска

— Мама, ты опоздаешь на работу, — раздался высокий и строгий голос Саши, в котором узнавался тембр главы семьи. — Тебе пора, и нам пора. Встретимся вечером, да, дядя Саша?

Услышав мальчишку, я пожурил себя за предыдущие мысли.

Она колебалась. Я улыбался так широко, что точно вызывал у неё подозрения.

А, черт с вами — решил я.

— Ладно, извините, я вас понимаю, первому встречному, я бы тоже не доверил своих детей. — Санёк, в следующий раз, как-нибудь, — посмотрел я на малыша и передал его руку матери.

Она смутилась.

— Да нет, я не то, что вам не доверяю, просто…

— Я вас понимаю, — спешно ответил я.

Тут в мои манипуляции ворвался Александр.

— Мама, это же Викин папа, мы погуляем, а потом ты приедешь? — хлопал он кошачьими глазищами.

Она пожала плечами, улыбаясь.

— Ну, вот и ладно. Езжайте, Надежда, своей дорогой, а мы пойдём гулять. Встретимся вечером, — сказал я.

Малыш, недослушав меня, вцепился в мою руку. Боже, я бы разорвал его подлеца-отца, в клочья. Неужели нужно заставлять мальчишку так страдать?!

Надя засмущалась. Теперь она колебалась не от недоверия, а от своего предыдущего поведения.

— А хотите мы вас подбросим до работы? — спросил я.

И ввёл её не просто в смущение, но в краску. Её пунцовые щёки выглядели довольно комично на круглом лице.

— Д… до… работы не нужно, если только до метро, — заикаясь, ответила она.

— О кей, Саша ты не знаешь, где моя машина?

Мальчишка дёрнул меня за руку.

— Конечно, знаю, дядя Саша, — и потащил меня с крыльца.

Я, правда, забыл, где мой автомобиль. Теперь тащился за мальчишкой, а его мама бежала за нами. Я захохотал от комичности ситуации, оборачиваясь, видел сначала натужно улыбающееся, а затем смеющееся лицо Нади. Она красиво смеялась, свободно и искренне. Мне подумалось, что она чертовски хороша.

Когда мы сели в авто, и ощутили духоту, как в финской парилке, я поморщился от своего блядства. Воображаемого блядства. Если бы оно было настоящим, вероятно, я бы относился к нему спокойнее.

— Значит, до ближайшей станции, или всё же куда-нибудь в центр? — спросил я, повернувшись к Надежде.

Мама с сыном, веселясь, уселись на заднее сидение моего Ланцера.

— Ну, если вы такой добрый, то… — Надя замолчала на секунду, — а куда вы собрались.

Ясное дело, куда, подумал я — бродить возле бомондного публичного дома. Вслух, конечно, такого не сказал.

— Куда-нибудь ближе к Красной Площади, — почти не соврал я, зная, что совершенная ложь, типа «зоопарка», выглядела бы в моих словах абсолютно неестественно.

— Тогда меня к Шаболовской, — весело крикнула Надя, прищёлкнув пальцами.

— Ура, на Шаболовку! — закричал Сашка, — а ты там работаешь? — обернулся он к матери.

Посмотрев в зеркало заднего вида, я уловил, как она смутилась.

— Там работаю, — сказала она сыну громким шёпотом, словно желая прекратить все его последующие вопросы.

— Там где киностудия? — продолжал допрос малыш, подпрыгивая на сидении.

Видя нежелание матери объяснять подробности, я вступил в разговор.

— Там уже давно, наверное, нет ни одной киностудии, Саша.

— Есть, есть, я знаю. Я по телевизору видел, — не уступал мальчишка.

— Ты пристегнулся? — строго спросила Надя, обращаясь к сыну.

Тот, в ответ на суровость матери, перестал подскакивать на сидении. Обидчиво указал ей на пристёгнутый ремень. Потом, молча, отвернулся и уставился в окно. В зеркало, я видел, как он выпятил нижнюю губу и пригорюнился, сложив руки на груди.

А он ранимый, этот парень, — подумалось мне. Не решившись выступать со своими размышлениями вслух, я включил диск. Тот заиграл с места, где его остановили. Дрожащий голос фронтмена из «Океана Эльзи» пел «Етюд». Чёрт, не самая удачная композиция, чтобы не расплакаться. Но, выключить её, стоящую на опции RPT у меня не поднималась рука.

Пока мы добирались до Шаболовской, прослушали её раз восемь, а может десять. Кто считал? Никто. Но все слушали. Я понимал её частично умом, и всем сердцем, которое плакало вместе с вокалом. Бросая взгляд на мальчишку, мне казалось, что он слышит музыку, так же как и я. Отчего он грустил? Неужели из-за строгого замечания матери? Нет, в его глазах мне виделась не обида, а тоска.

А может, это всего лишь игра моего воображения?

Как бы то ни было, я остановил автомобиль возле заветной станции метро.

— Спасибо, — сквозь музыку, прорвался Надин голос.

Она легонько толкнула в плечо сына.

— Эй, ребёнок, пока, — улыбалась она.

Мальчишка продолжал смотреть в окно.

— Пока мама, — ответил он, не отрываясь от уличного пейзажа.

Надя взъерошила волосы на его голове, дотянувшись, поцеловала в макушку. Парень, не глядя на мать, улыбнулся и пожал плечами, то ли от смущения, то ли говоря, что не в обиде.

— Мальчики, — громко сказала она, — вам нужно сменить музыку, иначе такая жара и слёзы превратят вас в две лужи, которые испарятся и исчезнут.

Я понимал, что её слова обращены больше ко мне. Обернулся через сидение и, откашлявшись, натянуто улыбнулся.

— Кончено, Надя, мы так и сделаем. Правда, Саша?

Малыш кивнул.

— Ну, вот и хорошо, — сказал я, потянувшись к аудиосистеме. — А вам, Надя, до вечера. Над сладким не заморачивайтесь, мы купим его сами.