Травести бурлеска

Интересно, что за страшное заведение такое, куда хотят попасть все и не могут, в то же время оно имеет свой сайт в Интернете, принимает за большие деньги и выпускает только после смерти.

Такие обстоятельства стекаются где угодно, только не в этой жизни, не в моей жизни. Такую чушь придумать невозможно. Но факты говорили об обратном. Жена ушла, оставив всех и забыв в кармане адрес вместилища пороков. Компьютер, тоже местами подтверждает существование злачного места, даже указывая его на карте. Инга отказалась от пяти сотен зелёных, в надежде на мою финансовую помощь, чтобы проникнуть в атмосферу вседозволенности. Там кресла намазаны мёдом?

Часы показывали полдвенадцатого ночи. Я почувствовал, что моя жизнь теперь никогда не вернётся в размеренное русло — телевизор, пиво, ранний вечерний сон. Не будет больше шумной компании двух отпрысков и расслабленного одиночества, наступавшего, когда жена, забрав детей, уезжала к своей матери.

Теперь одиночество будет постоянным и напряжённым.

Из спальни вышла кошка, словно стараясь опровергнуть мои слова и доказать свою преданность. Она потёрлась пушистой спиной о мои ноги. Посмотрела мне в глаза и едва мяукнула, посылая на кухню.

Я покорно отправился к полке с кошачьим кормом и высыпал в миску сразу три пакета, вспомнив, что не кормил четвероногое целый день. Потом, как подорванный, кинулся к компьютеру, вышел на знакомый сайт и набрал по телефону указанный там номер.

— Данный вид связи для вашего абонента не доступен — услышал я милый женский голос.

Я перешёл на порносайт и, расслабившись, уснул прямо в кресле, держа в руке перепачканную салфетку.

Когда я проснулся, мне показалось, что я более пьян, чем прежде за всю мою жизнь. Причём, пьян не до радости, а до сблёву.

Иногда снятся кошмарные сны, после которых, пробудившись, и осознав себя в иной, якобы настоящее реальности, делаешь глубокий вдох и радуешься тому, что всё мучавшее ранее, лишь игра воображения. Теперь же, утро после пробуждения несло под собой только немой вопрос — зачем же я проснулся.

Зарыв себя в подушку и промучившись полчаса в желании отойти в мир иной, я всё же решил, что такое поведение не поможет. Встал и ушёл в ванную. Небритая рожа, глядевшая на меня из зеркала добрых известий не принесла. Ничего не оставалось делать, как почистить зубы и встать под душ.

Бритвенный прибор, от бессилия изменить что-либо в своей жизни, я сломал. Тот, грустно свистнув от удара об стену, разлетелся по ванной, обещав хозяину вскрыть яремную вену, если ещё раз встретит.

Мне было всё равно.

Интересно, как пользоваться стиральной машиной, когда мои полотенца застынут однажды, окаменев от впитанного пота? Голова разламывалась как в последний вечер, когда я видел свою жену. Может это оттого, что давление моё зашкаливает и я, наконец, встречу рай, подхватив обширный инсульт? Или ад, встретившись с той же проблемой? Скорее бы. Пребывание в нынешней ипостаси не несло ничего воодушевляющего.

Но иногда ничего не остаётся, кроме того, чтобы жить.

Когда я первый раз прыгал с парашютом, моя инструктор сказала мне: «Только не надо переться на прыжок, думая о смерти. Сдохнуть всегда успеешь. А ты, попробуй, поживи».

Хотя это было очень давно, сейчас я вспомнил её слова. Впрочем, слово «вспомнил», было достаточным преувеличением. Я ведь на парашют попёрся именно за этим, чтобы соприкоснуться со смертью. Соприкоснулся. Но слова инструкторши, в последующем, постоянно держали меня на плаву. Помогали радоваться, шутить и проводить дни сносно.

Сейчас я итифалликоном повторял их, почти, вслух. Но облегчения не наступало.

Я бродил по комнатам в трусах и не знал, что делать. Созрела мысль сходить за пивом. Сначала я отталкивал её, убеждая себя, что пить сутра — привилегия алкоголиков, но потом сдался.

Натянув на себя джинсы с футболкой и, едва засунув отёкшие ноги в макасины, уже стоя в коридоре, я услышал крик:

— Я лечу мама, я лечу!

Крик был по-детски радостным и оттого настоящим.

Обутый я подошёл к окну и увидел мальчишку в синей футболке, вращающимся на верёвочной карусели во дворе. Он разбегался и, подгибая ноги, пролетал вокруг железного столба полкруга. Эти полкруга чувствовал себя настоящим орлом. Кричал и радовался. Его мамаша стояла чуть поодаль, хватаясь за сердце, когда малыш находился в состоянии птицы.

Воодушевляющая картина, — заметил я про себя.

Но желание сходить за пивом и уподобиться алкоголику — не отпускало.

Когда я спустился вниз и открыл тяжёлую подъездную дверь, передо мной стоял тот самый мальчишка в синей футболке, выделывавший ранее пируэты на карусели под моим окном. Это был Саша, мой тёзка, друг моего сына, который двумя днями ранее пытал меня при входе в подъезд о том, куда подевался его товарищ.

— Дядя Саша, окликнул он меня, а Вика ещё не приехал?

О, Господи! Опять Вика, подумал я. Почему же не Виктор?!

— Сашенька, — начал я мягко, — я же просил тебя не называть моего сына Викой.

Мальчишка нахмурился.

— Дядя Саша, вы мне такого не говорили, не врите, вы позорите меня перед моей мамой.