Травести бурлеска

— Алло. Саша? — Раздался в трубке моложавый голос моей тёщи. Конечно, она знает, кто звонит. У старухи стоит определитель, который вслух оповещает номер входящего звонка на всю её четырехкомнатную квартиру. Если бы жена была сейчас дома, она бы взяла трубку самостоятельно. Моя тёща предпочитает ограничиваться со мной непродолжительным вынужденным общением по семейным праздникам или форс-мажорным обстоятельствам. Думаю, она меня тихо ненавидит.

— Да, Ираида Петровна.

— Ты хочешь забрать детей?

С какой это стати я хочу забрать детей? Они же с матерью. Приедут вечером, подумал я.

Но мне не пришлось отвечать. Она продолжила трещать в трубку.

— Анюта сказала, что ты заберёшь их сегодня вечером. Ещё рано. Они играют во дворе. Могу позвать их, конечно. Но может не нужно торопиться. Я приготовила им пирог, какой они любят. С черникой. Твои дети обожают пирог с черникой…

Можно было молчать ещё полчаса. Ираида Петровна выстраивала так свой монолог, словно отвечала на непрерывно сыплющийся на неё поток вопросов. Слушая её, я подумал, что редко обращаюсь к супруге по имени. Когда её мать произнесла слово Анюта, я какие-то секунды соображал, о ком она говорит. Моя жена не ассоциировалась у меня ни с Аней, ни с Анечкой, ни с Анютой. Я обращался к ней «милая» или «родная», когда чувствовал приливы нежности. Имя её не любил. Мне оно казалось простецким и старушечьим. И слыша его, мой мозг являл картины деревенских завалинок, гармошек и обрамленных шелухой семечек беззубых ртов, наполненных скабрезными частушками.

А Ираида Петровна всё говорила…

— Постойте, постойте. Она ведь сама должна привезти их сегодня домой? Как она могла сказать вам, что я заберу детей?

— Как? Анечка вчера привезла их вечером, сказала, что улетает в командировку на целый месяц. Что ты будешь следить за детьми. Просила меня ещё помочь, если что.

Твою мать!!!

— Что значит «если что»? На какой месяц? В какую командировку? И-ра-ида Петров-на, вы в своём уме? Когда Аня ездила по командировкам?

— Саша, не кричи на меня, — возмутилась женщина. — Почём мне знать, в какую. Я больно лезу в ваши дела? А что, она тебе ничего не сказала?

— Тьфу ты, ну конечно не сказала, Ираида Петровна. Вы думаете, я дурака валяю?!

Тишина в трубке отражала общее замешательство.

— Вы здесь? — спросил я. — Почему молчите?

— Что я могу сказать? — вздохнула она. — Тебе-то виднее, что с твоей женой происходит. И если она тебе не говорит, что делает, то мне тем более не расскажет.

Чёрт знает что происходит.

— И что нам теперь делать?

— Ой, не знаю Сашенька, не знаю.

Что-то такое тоскливое было в её голосе. Такое безысходное, что волком выть захотелось.

— Вы мне чего-то не договариваете, Ираида Петровна.

— Я сказала всё, что знаю. Может, кому позвонить нужно? На работу или подругам её. Они тебе больше скажут.

Что за придурь?! Бросить детей, ничего не сказать мне, уехать в какую-то загадочную командировку. Сумасшедшие поступки. И это моя Аня? Шатенка с наивным взглядом? За десять лет жизни с человеком я так о ней ничего и не узнал.

— Послушайте, мама, — я впервые так обратился к Ираиде, — а она ничего вам не рассказывала в последнее время о новых знакомствах, может, кто ни будь, появился в её жизни? Я имею в виду мужчину.

Она задумалась.

— Моя дочь никогда бы не стала со мной откровенничать на подобную тему. Ты думаешь в этом дело?

— Да, вполне может быть. Знаете, мы перепутали телефоны. Сотовые, в смысле. Её остался у меня. Так вот, сегодня утром был странный звонок. От мужчины.

— Что за звонок? — напряглась Ираида Петровна.

— Мужской голос.

— Ну, знаешь, это ещё не повод думать об адюльтере, на планете проживает как минимум половина лиц от всего населения именно мужского пола.

Она ещё пытается шутить.

— Вам будет не так весело, если вы узнаете, что он сказал: «Привет малыш», думая, что звонить ей.

Она грустно хмыкнула в трубку.

— Скажите, половина населения планеты, о которой вы упомянули, так всегда обращается к вам и вашей дочери? — продолжал я.

Ираида тяжело вздохнула.

— Саша, я не знаю, что делать. Всё чем я могу тебе помочь, это предложить оставить детей у себя, пока всё не уляжется. В конце концов, возможно, ничего страшного не происходит.

— А почему вы думаете, что ничего страшного. Может быть, вашей дочери уже нет в живых. Может быть, она замешана, в каких ни будь махинациях по своей работе, а? Вам не страшно?

Теперь голос матери моей супруги стал неуверенным, слабым, казалось, она заплакала.

— Может в милицию позвонить?

— В милицию?! — возмутился я. — И что ответит нам ваша милиция? Они будут долго смеяться. Они будут до слез хохотать. Или посочувствуют в лучшем случае. Аня ведь не пропала. Вам сказала, что уезжает в командировку. Никто не убит. Никто не ограблен. А то, что я ничего не знаю, это не повод поднимать всю Москву на уши.

— Не знаю, наверное, так.

— Я позвоню, — и, не дождавшись ответа, я нажал на кнопку, прекратив разговор.