Травести бурлеска

Мне жутко захотелось молока. До колик в животе захотелось молока. Я чувствовал, как оно холодное, со сладковатым привкусом, растекается у меня во рту. В холодильнике стояла картонная упаковка, обещавшая молоко с кальцием и витаминами группы «В». На коробке счастливые лица счастливого семейства, вероятно после получения сверхдозы кальция, улыбались, обнажая неестественно белые зубы.

Я пригубил прямо из коробки. Давно не боялся, что молоко может прокиснуть. В нем было столько консервантов и химических реактивов, что хватило бы забальзамировать Ленина. Вкус был отвратительным. Наверное, молоко, как и колбасу в последние десятилетия, делают из удобрений и соевых бобов.

Нужно было позвонить Наде. Я знал, почему так не хотел разговаривать с ней. Представляю, как она будет выдавливать из себя краткие, односложные ответы, словно жалея расставаться со словами. Я заранее знал, что ничего не выясню. Останется лишь ощущение ненужности совершённого поступка. И злость на Надино высокомерие. Вполне возможно, она не вела себя так, как я воспринимал, но от этого на душе легче не становилось.

— Да, Ань, — ответила она. У неё тоже был определитель номера. Судя по всему, она думала, что моя жена дома. Значит, действительно она ничего нового не скажет. Но, не бросать же трубку.

— Это не Аня. Это Саша.

— Саша?

— Ну да, Анин муж.

— Я знаю, что ты Анин муж, но чего звонишь-то?

К её радушию я был готов.

— Аня пропала.

— Что значит, пропала?

— Уехала в командировку.

— И что?

— Но, мне-то она ничего не сказала.

— А, я тут при чём? Ты мне, зачем звонишь?

Как можно разговаривать с таким человеком? Я злился.

— Чтобы спросить, куда и как надолго?

— Романов, ты что пьян?

Неужели нельзя ответить по-человечьи? Её в детстве, что ли все ненавидели?

— Нет. Тебе не трудно будет сказать, как надолго она уехала? — я еле сдерживал эмоции, чтобы не нагрубить в ответ.

— Я откуда знаю, Романов?

— Что значит, откуда ты знаешь?! Она же у тебя работает!! — заорал я в трубку.

Уверенный, что возникшая пауза оборвётся гудками, я решил отключить телефон.

— Романов, она у меня два года не работает.

Сегодня день чёрных сюрпризов. Нужно будет пометить его в календаре красным карандашом. Нарисовать череп, кости и лужу крови.

— Как это не работает? Она же каждый день ходит на работу. Задерживается до поздней ночи, ссылаясь на отчётный период. На несколько дней отлучалась в дом отдыха на корпоративные праздники.

— Это совсем не значит, что она работает у меня. Мы с ней едва здороваемся, после того, как два года назад, она ушла без объяснения причин, оставив в аврале всю фирму на полтора месяца.

— А куда она ушла?

Всё-таки я узнал много нового, вопреки ожиданиям.

— Не знаю.

— Она тебе ни разу не сказала?

— С чего бы?

— Ты хочешь сказать, вы не созваниваетесь каждые выходные по три раза в день?

— Последние два года — нет.

— Спасибо, прости.

Я отключил телефон. Мне нужно было разобрать и уложить в голове сегодняшние новости.

Она два года водила меня за нос. Я каждый вечер спешил забрать детей из школы и сада. Сын маялся в группе продлённого дня до восемнадцати часов. Жена приезжала не раньше одиннадцати, ссылаясь на пробки в городе. Рассказывала, как им трудно было добираться на Самодуровской машине домой.

Аня уже много времени не брала никакую надомную работу по выходным. Раньше, в нашем доме было полно ящиков с бухгалтерскими документами, она занимала компьютер на долгие часы. А в последнее время этого не было!

Всё сходится — жена давно не работала у Надежды. Чем же она занималась? Почему скрывала всё от меня. Почему лгала, рассказывая о сбое в компьютерных сетях, ошибках в расчётах и болях в спине от долгого неудобного сидения за компьютером.

Кошка выползла из-под широкой супружеской кровати. Казалось, не замечая ничего вокруг, потянулась, распластав тело по ковру, и зевая, широко открыла рот, бесстыдно показав свой розовый язык. Потом посмотрела на меня, сидящего на полу, произнесла что-то нечленораздельное и понятное только кошачьим, и забралась прыжком ко мне на колени. Долго переминалась с лапы на лапу, пытаясь найти удобное положение, ещё раз внимательно посмотрела мне в глаза, призывая погладить её за ухом, уткнула нос в собственное брюхо и засопела.

Мне захотелось заплакать. Чем я провинился перед тобой, Господи?! Что такого я натворил в своей жизни, что вот так, в один день остался ни с чем?

Вечер летнего дня был розового цвета. Когда я открыл глаза, то всё так же сидел на полу, глаза мои опухли от слёз, спина затекла от неудобной позы. Кошка сопела у меня на коленях.

Бережно подняв животное, я хотел переложить её рядом на пол, но она проснулась. Словно принцесса, грациозно соскочила на все четыре лапы, подняла хвост, мяукнула, потребовав ужина, и направилась в кухню.