Травести бурлеска

Я посмотрел на этих двоих новыми глазами. Дожив до своих, почти сорока, я никогда не смотрел на происходящее со мной под таким углом. Я действительно, постоянно просил и спрашивал. А мне никогда не отвечали. Я лишь думал, что получал ответы. На самом деле — это было не больше, чем объяснения самому себе своей собственной беспомощности. Как лиса из известной басни разъяснила себе, что виноград зелёный, когда поняла свою неспособность его достать, так и я обесценивал значимость происходящего со мной. Утешался самообманом.

Я спрашивал: любит ли меня моя жена — и отвечал себе положительно, оправдывая вывод тем, что иначе бы она со мной так долго не жила. Но жена свалила от меня, как от дурнопахнущей кучи. Я спрашивал себя: хороший ли я отец — отвечал себе «безусловно», иначе рядом со мной не было бы двоих детей. Но я их бросил и ни разу не побеспокоился об их существовании. Я задавал себе вопрос: не зря ли я живу — отвечал «конечно, не зря», иначе, почему я жив. Абсолютно не замечая отсутствия логики в странном ответе.

— Ни черта не видно, — прервала Лера мои душевные стенания. — Небо тучное, звёзд нет. Фонари ещё не включили, а на улице уже достаточно темно, чтобы ничего не видеть за грязным стеклом твоего автомобиля. Ты когда в последний раз был на мойке?

— Без претензий, пожалуйста! — Огрызнулся я. — Не нравится, можешь включить дворники и воду на лобовое стекло, а лучше фары, сразу светло станет.

— Фары не лучше, — пробубнила Лера, включая зажигание и брызгая на лобовое стекло вонючим омывателем, запах которого сразу проник в машину. — Фары будут привлекать к нам внимание. А дворники твои только размазывают грязь. Ты давно их менял?

— У тебя слишком много вопросов к жизни, — напомнил я Лере только что случившийся разговор.

— Смотри-ка, ты быстрообучаем. Но будь осторожен, — она кивнула в сторону Игната, — не стоит так рьяно показывать свои вновь приобретённые знания, иначе напугаешь учителя, и он постарается от тебя избавиться раньше, чем ты думаешь. Не все учителя жаждут, что бы их превзошли ученики. Больше скажу — ни один из них этого не хочет, они только говорят об этом, оправдывая свою неизбежную немощность.

— Эй, надеюсь, у вас не дойдёт до драки, — Игнат закурил сигарету и выпустил струйку дыма в окно. — Сейчас в подъезд вошла парочка с тяжёлой сумкой, а вы их не заметили, заняты выяснением того, кто же из вас умнее. Умнее — я, — заключил он. — У тебя окна выходят лишь на противоположную сторону дома? — Игнат толкнул моё сидение.

— Из второй детской на эту, — выглянул я из машины вверх, опустив стекло.

— У нашего друга, оказывается, трёшка, а я и не заметил, — съязвил он, имея в виду мою квартиру, — ну как, там свет не загорелся?

— Не загорелся, — спокойно ответил я, не накаляя страсти в ответ на его ехидство. — И какие же ответы тебе приходят в голову по поводу неизвестной парочки.

— Именно, парочка неизвестна, но известно одно лицо из этих двоих. Даю подсказку, полноватая блондинка с выжженными перекисью водорода волосами.

— Надя? — обернулись мы одновременно с Лерой.

— Надя. Надежда. Наша знакомка. Правда, почему-то сейчас, она изменила свою внешность, как она, наверняка думает, до неузнаваемости. Она в зауженных джинсах башмаках на толстой подошве, в таких обычно маршируют «наци» по городу, и коротком парике тёмного цвета.

В нашей игре появился ещё один человек. Возможно, он и был раньше, но мы о нём не знали. Я был уверен, что не один прибывал в неведении, потому что парочка, тоже сидела с растерянными лицами. В голове каждого из нас сейчас штормило от мозговой бури.

Мы тупо просидели около получаса в машине. Ждали, пока, кто-то из нас не предложит ответ на сложившиеся обстоятельства. Наконец, Игнат затушил окурок в пепельнице, сказал нам, чтобы мы смотрели за подъездом, а сам отправился на другую сторону дома, чтобы посмотреть на окна. Минут через пятнадцать, он вернулся и сказал нам, что свет горит на кухне и в гостиной. Если бы там была одна Инга, он бы даже поверил, что та действительно ждёт моего возвращения, дабы отправиться в лучший мир вместе. Но, так как комнате были ещё трое, то нам всем лучше было оставаться на прежних позициях и, соблюдая нейтралитет, не ввязываться в драку.

На улице светало. Летние утра, хоть и не такие ранние под конец сезона, как прежде, но всё же не заставляют себя ждать. Я очнулся от лёгкой дрёмы, поёжившись в утренней прохладе. Лера кемарила за рулём. Лишь Игнат нервно дымил в окно.

— Есть табак? — обратился он ко мне, не выбрасывая из рук тлеющего окурка.

— Ты много куришь, — протянул я ему пачку, в которой грустно лежала одна сигарета.

— Не надейся, что последнюю не возьму, сказал он мне злобно.

А я и не надеялся. Такой не то что последнюю отберёт, такому что писанные законы, что не писаные — равнобедренно. Он не подчиняется, он диктует. Ему бы в Думу, вот где развернулся бы. Но, видимо, романтик. Романтик с большой дороги.

— Пройдусь ка я на ту сторону снова, — хлопнул он дверью и твёрдым шагом отправился за угол дома.