Заметив её недоверие и тревогу, Исса заверил, что этот человек — то, что нужно. Он давно его знает, на него можно положиться. К тому же он «нереально крут», как высказался Исса с неприкрытым одобрением и даже восхищением. И он умел защищать, потому что, уйдя из армии, подался в телохранители и уже имел в этой профессии приличный опыт. Правда, в телохранителях он был только у бандитских «шишек», но с такими увечьями и внешностью вряд ли мог рассчитывать на других клиентов. Совсем недавно он остался без работы, когда его босс отправился на пожизненное, едва не утащив его за собой, поэтому принял предложение Иссы, который рассказал ему о скрывающейся от правосудия смертнице и её сыне, нуждающихся в защите. Карим был введён в курс о преследующей их банде каких-то полоумных фанатиков, задавшихся целью их убить.
Он с Иссой притащили в дом столько оружия, что Кэрол даже попыталась возразить, опасаясь того, что если к ней заглянет полиция, у неё начнутся крупные неприятности из-за этого арсенала.
— Ну, во-первых, полиции нет до тебя никакого дела, с чего бы им шарить в твоём доме? — отмёл её опасения Исса. — Во-вторых, если к тебе «заглянут» фанатики или проклятые, тебе будут грозить неприятности покрупнее!
С этим поспорить было трудно. В вопросе безопасности Кэрол полностью доверилась Иссе. И к Кариму за два месяца они с Патриком привыкли. Он жил в маленьком флигеле во дворе, вполне удовлетворившись одной комнатой. Кэрол всегда приглашала его, когда они с Патриком садились кушать. Первые дни он смущался и пытался отказаться, но потом привык.
Поначалу Кэрол испытывала страшное неудобство и неловкость в его присутствии из-за того, что он не разговаривал, не знала, как с ним себя вести. Первое время они вообще практически не общались. Патрик тоже относился к нему настороженно, даже предвзято, узнав о его увечьях, про себя обзывал уродом и страшилищем, но потом проникся к нему уважением и поменял мнение. Да, лицо у него было некрасивым, грубым и каким-то даже неприятным из-за отсутствия и намека на приветливость и доброту, но взгляд черных глаз — умным и проницательным. Спокойным и уверенным. Это был взгляд сильного человека. Надежного.
Когда он хотел что-то сказать, то делал это жестами или писал в блокноте карандашом, которые всегда были при нем. Первое время он не стремился к общению, вел себя очень сдержано и замкнуто, только мог слушать, когда к нему обращалась Кэрол или Патрик, но все его ответы ограничивались движением головы, означающими «да» или «нет». Кэрол была с ним мягкой, приветливой, демонстрировала симпатию, даже благодарность за то, что взялся их охранять. И вскоре стала замечать, что он медленно оттаивает и всё с большим желанием идёт на контакт, перестав стесняться того, что не мог говорить. Взгляд его, которым он на неё смотрел, тоже потеплел.
Исса, навещающий их почти каждый день, не мог этого не заметить.
— Смотрю, твои проклятые чары уже начали действовать, — усмехнулся он, когда Карима не было рядом. — С тех пор, как ему отрезали яйца, женщины его только раздражают и бесят, он сторонится их. Я с трудом уговорил его охранять тебя. И не был уверен, что он долго продержится. Ты и правда настоящая ведьма, ясноглазая. И этого охмурила уже. Но за что же ты «взяла» его, если яиц-то у него нет, а? Я специально его выбрал, чтобы посмотреть, что будет. Выходит, дело не только в «яйцах», и ручонки твои колдовские гораздо глубже в мужчину забираются! До сердца, до мозгов… Страшная ты женщина, ясноглазая! И это твоё проклятие — тоже!
Кэрол промолчала. Ей нечего было на это ответить. Она обратила внимание, что Исса часто был раздражён, даже злился, когда приезжал, что было ему не свойственно. Казалось, что именно она и стала его раздражать. И догадывалась о причине, ловя на себе его пристальные горячие взгляды. Она видела, что его влечение и страсть никуда не делись — и в этом была причина его дурного расположения духа в её присутствии. Но все равно что-то изменилось — если раньше он изводил её пошлыми шуточками и приставаниями, не скрывая в отсутствии Тима своего желания, то теперь старательно пытался его скрыть, не показать ей, напуская на себя равнодушный вид, то, что потерял к ней сексуальный интерес. Как будто боялся, что даже намёк или упоминание о сексе заставит его сорваться, поддаться искушению, которому снова упрямо сопротивлялся. Кэрол тоже притворялась, что верит в его безразличие, в то, что, уложив её в постель, он удовлетворился и потерял к ней интерес, как к женщине. Что перестала быть объектом для его вожделения.