Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

«Теперь настало время подняться над однообразием ваших дней и рискнуть испытать свои способности, ощутить то возвышенное чувство, которое рождается… ростом. Возможно, вас учили, что, мол, хоть все и хотят этого, всерьез рассчитывать на исполнение подобных желаний – подростковая глупость. Быть может, вы верите, что психологически зрелые люди должны остепениться, довольствоваться своей скучной жизнью и научиться жить с тем, что имеют. И действительно, возможно, сейчас было бы не слишком практично оживлять и стремиться воплотить свои девичьи мечты. Может быть, сейчас не лучшее время, чтобы отправиться в Голливуд (взяв с собой или оставив дома детей) в надежде стать звездой. Но не сбрасывайте со счетов эту – или любую другую – идею, пока не найдете веские причины… Если вы действительно “всю жизнь мечтали стать актрисой”, то не стоит уносить с собой в могилу сожаления о том, что вы этого так и не сделали. Найдите небольшой любительский театр и вступите в труппу»[572].

Терапия в этот момент часто фокусируется на развитии желания и инициативы. Терапевтическая среда создает защищенное пространство, в котором можно дать волю фантазии. Кроме того, это полигон для воплощения фантазии в конкретные действия. Самодисциплину, освоенную на предыдущих стадиях восстановления, теперь можно объединить со способностями выжившей к воображению и игре. Это период проб и ошибок, время для того, чтобы учиться мириться с промахами и радоваться неожиданным успехам.

Овладение собой часто требует отказа от тех аспектов «я», которые навязаны травмой. Когда выжившая сбрасывает виктимизированную идентичность, она может заодно решить отказаться от тех составляющих, которые казались почти неразрывно связанными с ее сущностью. Опять же, этот процесс тестирует ее способности к фантазии и дисциплине. Женщина, пережившая инцест, рассказывает, как начала воплощать сознательную программу изменения своих устоявшихся сексуальных реакций на садомазохистские сценарии:

«Я дошла до точки, после которой действительно поняла, что это не мои фантазии. Они были навязаны мне посредством насилия. И постепенно я научилась испытывать оргазмы, не думая о садомазохизме, не представляя, что это мой отец что-то делает со мной. Отделив фантазию от чувства, я сознательно накладывала на это чувство другие мощные образы – например, зрелище водопада. Если кто-то может навязать тебе СМ, то и ты можешь заменить его водопадом. Я перепрограммировала себя»[573].

Когда выжившие начинают смелее взаимодействовать с миром, их жизнь вместе с тем становится более обычной. Воссоединившись с собой, они чувствуют себя спокойнее и ощущают способность смотреть жизни в лицо, оставаясь в уравновешенном состоянии. Временами это мирное повседневное существование кажется странным – особенно тем, кто воспитывался в травмирующей обстановке и только недавно узнал, каково это – жить обычной, нормальной жизнью. Если раньше пострадавшим казалось, что обычная жизнь будет для них скучна, то теперь им наскучила жизнь жертвы и они готовы найти интерес в обычной. Женщина, пережившая сексуальное насилие в детстве, свидетельствует об этой перемене: