И я пью, глоточек за глоточком, исподволь поглядывая на Хороса. Закончив с сервировкой, он раскладывает по тарелкам еще не успевшее остыть жаркое. Роется в холодильнике и, отыскав в его недрах баночку икры улуги – деликатес, который я уже забыла, когда в последний раз ела, щедро намазывает ею ломтики хлеба. После чего усаживается за стол рядом со мной (нет бы напротив!), наливает в пузатый бокал вина и ставит его передо мной, разве что салфетку у меня на коленях не раскладывает и не тянется за моими столовыми приборами, чтобы начать кормить меня с ложечки.
С губ срывается нервный смешок.
– Думаете, если продолжу пить, быстрее дойду до нужной для подписания договора кондиции?
– Думаю, так вы быстрее расслабитесь и успокоитесь. Ешьте, Эления, пахнет очень вкусно.
– Спасибо, – почему-то смущаюсь и ныряю взглядом в свою тарелку, соседствующую с тарелкой Хороса. Мы с ним тоже, можно сказать, соседствуем. Сидим так близко друг к другу, что ни о каком расслаблении не может быть и речи. – Надеюсь, что и на вкус тоже окажется ничего.
Я люблю готовить, хоть не всегда успеваю. В основном в будние дни ужином занимается Дина, зато в выходные я отвожу душу и балую себя с Литой всякими вкусностями.
Хорос на миг прикрывает глаза, явно от блаженства, а прожевав, одаривает меня комплиментом:
– Вы прекрасно готовите, Эления. Наверное, феи просто не способны что-то делать плохо.
И снова я ловлю в его голосе те насмешливые нотки, которые появляются всякий раз, когда он заговаривает о светлых.
– Умеем и плохое, – буркаю, продолжая сверлить взглядом жаркое.
– Не верится… Разве что, когда пытаетесь без разрешения воздействовать на чужое сознание, – припоминает мне вчерашний инцидент со своей невестой, но, к счастью, не зацикливается на этом щекотливом моменте, переключается на другую тему. – Так что вас не устроило в договоре?
– То, что на время его действия я фактически превращаюсь в вашу собственность.
Хорос закатывает глаза:
– Не драматизируйте, Эления. В Грассоре нет рабства, и вы принадлежите только самой себе.
– А кто совсем недавно мне популярно объяснил, в чьих руках находится моя жизнь?
Сильра с вином на полупустой желудок – гремучая смесь. Не скажу, что помогла расслабиться, но осмелеть (или охаметь?) – точно. Вон с каким вызовом смотрю на темного и больше не отвожу взгляда. Не то потому что вдруг действительно стала смелой, не то потому что меня цепляет серебро его глаз. Меня после сильры с вином цепляет, а значит, это не считается.
Мы продолжаем играть в гляделки, и я понимаю, что имею все шансы выиграть в этом соперничестве… если не опущу взгляд на его губы. А хотя! С чего мне вообще смотреть на его губы? Мне они совсем не интересны, как и его глаза, и весь он в целом.
Этот самоуверенный хозяин жизни вдруг тяжело сглатывает (может, косточка какая в горло попала?) и тянется за бокалом:
– Хорошо. Я готов пойти на некоторые компромиссы, но и вам тоже придется мне уступить.
– Согласна на компромиссы с вашей стороны, – заявляю радостно, но под жестким прищуром высшего со вздохом добавляю: – И я тоже постараюсь уступить вам, сонор Хорос.
Странно, но его взгляд, вместо того чтобы хоть немножечко просветлеть, наоборот, становится на несколько оттенков темнее.
– Ну то есть не постараюсь, а уступлю вам, – поправляюсь спешно. – Вот прямо сейчас и начну… уступать.
– Рад это слышать, сонорина Лэй, – с какой-то непонятной хрипотцой в голосе произносит Хорос.
А я тем временем задаюсь вопросом: а мы вообще сейчас о чем?
Больше я к вину не притрагиваюсь, от греха подальше. На темного не смотрю, только на жаркое, которое быстренько уничтожаю, чтобы скорее перейти к фазе компромиссов и уступаний… уступлений?.. В общем, не важно!
Следующие полчаса, а может, и целый час мы с ним спорим и бодаемся по каждому пункту. Вместо того чтобы хоть немного протрезветь, я, кажется, еще больше хмелею, потому что спорящая и бодающаяся фея (особенно спорящая и бодающаяся с темным) – это аномальное явление.
– Сонорина Лэй, если вы так будете общаться с моим братом, он бросит вас еще на подлете к Аликантару.
– Сонор Хорос, а вы женщина?
– Что, простите? – Темный забавно хмурится.
Мне сейчас все кажется забавным, особенно его попытки учить меня, как вести себя с охотниками вроде Ксанора.
– Нет, вы не женщина, – успокаиваю его и терпеливо объясняю: – А значит, мало что понимаете в искусстве обольщения.
– При чем здесь это? – Теперь он морщится, а меня при взгляде на него почему-то тянет улыбаться.
Нет, все-таки он действительно забавный. После стакана сильры с бокалом вина. Без них – ужасный и кошмарный, и завтра я обязательно об этом вспомню. Но сегодня, конкретно сейчас, мне хочется улыбаться. Лита спит, самое страшное позади, меня больше не допрашивают и не грозятся сдать в полицейский участок. Все хорошо. По крайней мере сейчас, а это значит, что я могу свободно дышать.
– Я хорошо знаю своего брата.