Требуется влюбленное сердце

До пятницы Лена мучилась нехорошими предчувствиями, даже не обращала внимания на гипс и трудности, связанные с необходимостью передвигаться на костылях. «Что же такого может сообщить мне Дарья? Почему именно сейчас, а не тогда, во время беседы в прокуратуре? Что она могла вспомнить или о чем могла узнать? Кто к ней приходил, если посещения разрешены только родственникам? Почему же, выйдя из опасного состояния, она упорно ищет встречи со мной и хочет помочь ему доказать невиновность? Ведь доказано, что переписка велась с ее ящика, он не был взломан, значит, это она писала. Или тот, кто знал пароль. Кто мог это знать, кроме близких? Сам Жильцов? Ерунда – зачем бы он стал от имени жены переписываться с человеком, имя которого она едва вспомнила, когда ее об этом спросили? Падчерица? Ей тринадцать лет, и все близкие в один голос твердят о том, что у них с Дарьей прекрасные отношения, девочка считает ее матерью, хоть и не называет так. С чего бы благополучному ребенку, которого любят и не обижают, вдруг таким нелепым образом подставлять свою мачеху? Виктор не изменил своего отношения к дочери, в ее жизни все шло по-прежнему, и уж точно Дарья никак и ни в чем не ущемляла Олесю. Все, конечно, бывает, и в переходном возрасте дети способны на разные дикие выходки, но в этой семье не было никаких предпосылок к этому. Нет, девочка тут ни при чем. Тогда – кто?» Все эти вопросы терзали Лену днем и ночью, она плохо спала и каждое утро, с трудом открыв глаза, благодарила собственную неуклюжесть, позволившую ей не ходить в таком состоянии на работу.

Утром в пятницу она проснулась с тяжелой головой, кое-как сварила кофе и выжала сок из яблок и груш, привезенных накануне Андреем, уселась в кухне и принялась строить в голове диалог с Дарьей. Паровозников вчера ни словом не обмолвился о предстоящей поездке, хотя уточнил перед уходом время, в которое заберет ее. О том, что Никита ушел от нее, Лена умолчала, а Андрей, разумеется, ничего не спрашивал, хотя не мог не заметить отсутствия кое-каких вещей Кольцова. «В конце концов, уж Паровозникову я точно не обязана ничего докладывать», – решила Лена, допивая кофе.

К приезду Андрея она успела принять душ и одеться и сидела в прихожей, размышляя, какую обувь выбрать.

– Чего тут думать? Берешь одну туфлю без каблука, обуваешься – и вперед, – вытаскивая из галошницы искомую пару, пробормотала она. – Теперь вся обувь у меня будет стоптана на одну ногу. Скорее бы сняли этот чертов гипс, под ним все чешется…

Паровозников позвонил по телефону и велел никуда не выходить:

– Сиди и жди, я поднимусь. А то, не дай бог, опять кувыркнешься, спортсменка.

Лена успела привыкнуть к его незлобивым шуткам по поводу ее вынужденной хромоты и уже никак не реагировала.

После нескольких недель «заточения» вновь оказаться на улице и вдохнуть полной грудью жаркий летний воздух оказалось весьма приятно. Лена зажмурилась, опираясь на костыли, и замерла на мгновение:

– Надо же, я никогда раньше не замечала, как важно каждый день оказываться на улице.

– Ну да – зачахла без паров бензина и запаха раскаленного асфальта, – фыркнул Паровозников, открывая дверку машины. – Иди уже садись, а то мы так за полдня не доберемся, ехать-то далеко.

Клиника располагалась за городом, на самой окраине небольшого поселка, в сосновом лесочке. Три двухэтажных корпуса, окруженные забором с пропускным пунктом, перед которым уже скопилась небольшая вереница машин. Охранник сверялся со списком и нажимал кнопку шлагбаума, впуская посетителей. Взял в руки Ленин паспорт, долго изучал список, водя по нему пальцем, потом внимательно посмотрел на нее.

– Вам нужно проехать на парковку, это справа от пропускного пункта, и пройти в первый корпус к главному врачу.

– Почему к главному врачу? – не поняла Лена. – Я еду к Дарье Жильцовой.

– Вот главный врач вам и поможет, – уклонился охранник, нажимая кнопку. – Его кабинет на первом этаже, вторая дверь налево по коридору. Проезжайте, не задерживайте.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Лена, убирая паспорт в сумку. – Тебе не кажется, что это как-то странно?

– Кажется, – кивнул Паровозников. – С нами он разговаривал дольше, чем с остальными, там какая-то пометка стояла напротив твоей фамилии – бумага тонкая, и галочку маркером видно хорошо. Но пойдем, побеседуем. Может, ей хуже стало и посещения отменили.

– Вот только не это…

Отступившее было неприятное предчувствие нахлынуло с новой силой, Лена уже знала, что ничего хорошего в кабинете главного врача их не ждет. С Жильцовой явно что-то произошло.

От парковки до корпуса пришлось довольно долго идти пешком, и Лена едва справилась с этим маршрутом – она не ходила на костылях дальше, чем от кухни до комнаты в своей небольшой квартире, и такое большое расстояние оказалось ей не по силам. Войдя в корпус, она в изнеможении опустилась на скамью и едва не выронила костыли:

– Подожди, Андрюша, я отдышусь…

– Может, воды тебе принести?

– Нет, не надо, я сейчас…