Строго между нами: у Зинаиды-олигарха плохой вкус. Она любит делать ремонт и менять стиль в Питере, в Каннах, в Ницце. Любит спросить: «Ну как тебе мой новый дизайн?» Я всегда говорю «красиво» или «очень красиво». Нормальному человеку вежливость не позволит сказать: «Ты чего, Зин, рококо с русским стилем смешала, рококо сюда вообще не катит…» Я говорю Зинаиде «красиво», и Зинаида-олигарх утверждается в мысли, что у нее красиво.
Также и мне не скажут: «Ты чего, Ань, английская частная школа – это в Англии, знаешь? А не у тебя дома». Скажут: «О-о, молодец». И я стану думать: «Да, я молодец, я – школа буквой «П» с тетей Дусей в раздевалке и кабинетом завуча на третьем этаже». Бизнес-то требует не рефлексии, не самоиронии, а самоуверенности.
ИТОГ ДНЯ:
Тренировочных полетов по Невскому с целью утвердиться в роли уверенного в себе кретина – один.
Размышлений, что мама права и не лучше ли вовремя остановиться – 455.
Ночных страхов – 3.
Дело в том, что я очень подвержена ночным страхам: просыпаюсь ночью и боюсь.
Я надеюсь, что с открытием школы у меня появятся новые друзья: учителя, родители. А вдруг это не так? Вдруг не подружусь с ними и еще поправлюсь?
Что, если я забуду вписать? Прощай, шкаф?..
Ученики могут зажечь свечи на антикварном буфете, чуть я отвернусь, и сжечь антикварный буфет.
В одной нашей знакомой паре муж – писатель, и его жена всегда говорит «мы сейчас пишем то-то», «мы работаем над тем-то», «мы написали главу» – ну, известный такой типаж жены.
А мы с Максимом раньше действительно могли сказать «мы сейчас работаем вместе» и даже «мы написали сцену» (бывало и такое).
Но теперь – все. Теперь мы работаем над разным: он над своим бизнесом, я над своим.
…Что-то я забыла, при чем здесь совесть?..
А-а, да. Мне придется многое от него скрывать: почему ему нельзя курить дома и кто переложил бритву из гостевого туалета. Это неправильно. Максим – хороший человек и ничем не заслужил жить при школе, как бездомная уборщица в каморке со швабрами.
Страхов получилось не три, а семь. А ведь я еще только начала.
Твердых решений вовремя остановиться – одно.
Выброшу дипломы, купленные в «Буквоеде». Все школы в мире выдают дипломы по окончании обучения, а я собиралась выдавать диплом в начале обучения: в «Шалтае-Болтае» учеба для радости. Выдам себе диплом, напишу: «Дорогая Анечка, расти большая, читай Диккенса. Твой «Шалтай-Болтай».
Жаль, что школы не будет.
Глава одиннадцатая. Что можно узнать о людях, чего я даже не могла предположить
Сначала я увидела машину Максима. Он ехал по Тверской, пытаясь найти место для парковки у ресторана «Шаляпин». Я тоже хотела припарковаться у ресторана «Шаляпин». Но Максим занял место, которое я приглядывала для себя.
Максим любит ресторан «Шаляпин» у Таврического сада: он там обедает (один, со мной, с разными людьми) и ведет бизнес. Последнее время я не встречаюсь с ним в ресторане «Шаляпин», теперь я тоже обедаю там, где веду бизнес, – дома. Сегодня Надя обещала сделать ленивые голубцы, сказала, не ленивые ей лень.
На Тверскую я приехала не следить за Максимом, а стричься, салон – соседняя дверь с рестораном «Шаляпин».
Там и так-то никогда не припарковаться, а сейчас еще ремонт и все перекопано. И я ездила, и ездила вокруг… ездила и ездила и вдруг… (как будто можно увидеть кого-то не вдруг) увидела Максима.
Они ехали передо мной: Максим за рулем, она рядом. Максим меня не заметил, хоть я и погудела, – он слишком сосредоточенно водит машину, вцепляется в руль и ничего вокруг не замечает, кто сзади едет, кто ему гудит… Наверное, все люди с плохим зрением (у Максима минус восемь) сосредотачиваются на одном действии. Недаром же говорят «он весь превратился в зрение»… или в глаза, или в уши. Лучше бы Максим весь превратился в ухо: услышал бы меня, и не было бы того, что случилось дальше.