— Между нами было что-то в эти дни? — спросила, наконец, Катя.
Устинов едва не заорал. Да! Было! По сто раз на дню! По тысяче! Ты пила мою силу! Ты визжала как свинья! Ты требовала непрерывно — еще, еще, еще! Ты — нимфоманка! Ты, ты…
— Было, — выдавил он.
Катя сжала губы в узкую полоску. Ничего не ответила.
Дома мать обрадовалась, захлопотала, усадила обедать.
— Катенька, как ты себя чувствуешь?
— Немного заторможена и соображаю медленно. А так ничего.
Через час…
— Ребята, вам стелить вместе или отдельно?
— Я буду спать дома, — отрезала Катя.
Последнюю ночь на острове они провели каждый в своей постели. И не выяснили отношений, испугались правды. Нелицеприятная, она могла рассорить навеки. Ложь была унизительна. Молчание устроило обоих…
…Борис встряхнул головой, разгоняя сладкие воспоминания и горькие думы. И протянул руку к телефону. То, что он задумал, было полным бредом, но ничего лучшего пока на ум не пришло.
— Андрей Васильевич, Устинов беспокоит. У меня просьба. Дайте мне, пожалуйста, номер мобильного телефона господина Агеева. Я знаю, что обращаться к родителям учеников с личными просьбами запрещено. Но у меня крайний случай и я готов написать заявление об уходе.
— Борис, вы, с ума сошли? — В голосе директора лицея удивление смешалось с возмущением. Беспокоить папу Аси Агеевой — председателя родительского комитета, помощника депутата и, по слухам, криминального авторитета, не решался даже он сам.
— Это вопрос жизни, — объяснил Устинов.
— Ни в коем случае! — рявкнул директор.
— Тогда я позвоню Асе и спрошу у нее.
— Борис, что случилось? — Кажется, Андрей Васильевич начал проникаться важностью момента. Во всяком случае, тон его стал мягче. — Вы уверены, что проблемы стоят места в лицее?
— Да.
— Что ж, тогда записывайте…
Устинов выдохнул. Первый шаг сделан.
— Афанасий Антонович, говорит преподаватель вашей дочери, Борис Леонидович Устинов. Я преподаю у Аси математику. Уделите мне три — четыре минуты.
– Зачем?
Борис, набрал в грудь побольше воздуха, выложил.
— У меня есть запись, на которой снят мужчина лет пятидесяти, толстый, неопрятный, с большой родинкой на лице. Из-за этой информации убили человека. Возможно, кассета заинтересует вас.
— С какой стати?
— Не знаю, но может быть, вы все-таки посмотрите пленку?
На противоположном конце провода зависло недоуменное молчание.
— Ладно. Свяжитесь с моей службой безопасности, они вас проинструктируют.
Второй этап также завершился победой. Третий начался с очередного звонка.
— Я только, что разговаривал с Афанасием Антоновичем…
— Опишите своего толстяка.
Как мог Устинов выполнил задание.
— Родинка у него справа или слева?
Этого Устинов не помнил точно. Странно, но именно эта деталь убедила агеевского гебешника.
– А что вам, собственно, нужно от Афанасия Антоновича? Вы продаете кассету? Ваши условия? Чего вы хотите?
— Мне нужна помощь и срочно. Но это не телефонный разговор. Давайте, встретимся. Однако…
— Что еще?
— Не исключено, что за мной следят.
— Не беда. Слушайте внимательно…
Рекса
Алабаи — среднеазиатские овчарки, признаны в Туркмении национальным достоянием и к вывозу запрещены. Поэтому пределы исторической Родины маленькая Рекса, выменянная на бутылку водки в глухом ауле, преодолела не законно — с перевязанной скотчем мордой в рюкзаке пьяноватого туриста.
Следующий этап жизни — затянувшееся пребывание у четы заводчиков Рекса вспоминать не любила. Турист отдал ее странным людям. Полностью игнорируя реальность, мужчина и женщина с какой-то маниакальной настойчивостью рассказывали потенциальным покупателям о ее будущей свирепости и невероятных сторожевых качествах. От красноречивого, но беспардонного вранья сводило обрубки ушей. Ни сидеть на цепи, ни пугать громким лаем округу Рекса не собиралась. Как всякая умная собака она намеревалась сама выбрать для себя хозяев, потому посторонних — посетителей птичьего рынка проявлявших к ней интерес — отпугивала демонстративными истериками с визгом, стонами, рвотой и даже поносом.
Безобразное поведение вызывало соответственную реакцию.
— Удавить тебя мало. Гадина. Сколько мы тебя еще кормить будем?! — шипели злобно хозяева.
«Сколько надо, столько и будете», — умиротворенно вздыхала Рекса. Надеясь на будущие барыши, заводчики пока не ограничивали ее в питании, но всему приходит конец. Через два месяца терпение мужчины и женщины стали истощаться, а размер пайка — уменьшаться. Катя с Борей подоспели очень вовремя.
— Какая собака! — восхищенно воскликнула зеленоглазая девчонка.
Невысокий русоволосый паренек с сомнением покачал головой:
— Боксеры лучше.
«Боксеры — слюняыве придурки!», — всполошилась Рекса.
— Они — слюнявые, — девочка легко уловила мысль.
— Если уж брать то немку или ротвейлера, — у сильного пола с интуицией были явные проблемы.
— Это алабай. Азиатская овчарка, — замерзшая заводчица еле ворочала языком.
— Вы гуляете или покупать собрались? — ее супруг нервно сжал кулаки, ожидая, когда безухий бесхвостый щенок проявит свою гнусную натуру. Ничуть не бывало. Рекса сделала свой выбор.
— Покупать, — солидно отозвался мальчишка.