Требуются герои, оплата договорная

Сказки имеют обыкновение заканчиваться. Иногда плохо. В то утро они перебрались на лодке на противоположный берег и добрый час бродили по лесным тропам, нагуливая аппетит. Сексуальный голод пришел первым. Они устроились на ветровке Бориса в неглубоком овраге, предались любви.

Обычным порядком мир перестал существовать. Перекочевал, бродяга, в мягкие полушария грудей; в розовые пуговки сосков; в шальной запах; в кудряшки лобка; в глубины. Только пение глупой птицы над головой, да собственное судорожное дыхание, только ритмичные толчки бедер, да согласные движения в ответ — вот и весь мир, свет, космос. Ничего иного. Только и только. И восторг, эйфория, экстаз. Который в самый неподходящий момент сломало урчание мотора. Борис приподнял голову, еще плохо соображая, пригляделся. На соседней просеке тормозил пыльный BMW. Из машины выбрались четверо мужчин. Один присел пару раз, разминая ноги: другой отжался от капота. Борис внимательно разглядывал гостей. Молодые, крепкого сложения, в джинсах и майках.

Щелкнул затвор. Лязг, инородным звучанием, ворвался в симфонию леса. Катя испуганно вздрогнула. Борис прижал палец к губам, предупреждая об осторожности. Он не хотел, чтобы их заметили. Будь он один, поступил бы как вздумается; с Катей не желал рисковать. Вид ребят не внушал доверия, действия и подавно. Спрятав машину в кустах, они исследовали местность, затем натянули над дорогой тонкую проволоку.

Со стороны трассы взвился шум мотора. Несколько мгновений рев нарастал, накатывал оглушительной волной, потом вдруг раздался грохот, короткий вскрик и звук мягкого удара. Сквозь заросли кустарника Борис видел, как, предваряя аварию, один из мужиков выстрелил в спину мотоциклисту. Проволока служила страховкой, все-таки парень гнал на приличной скорости, стрелок мог промазать. После выстрела мотоцикл проехал метров десять, споткнулся о проволоку, круто развернулся, врезался в сосну и замер, перевернувшись. Тело выбросило из седла по ходу движения влево; ботинки спикировали в противоположную сторону; туда же полетела сумка и что-то светлое, небольшое.

Мужчины окружили мертвеца, заспорили. Никто не желал обыскивать труп. Потянули жребий. Не повезло самому высокому. Он присел на корточки, брезгливо зашарил в кровавом месиве, обескуражено развел руками. Второму, недоверчивому проверяльщику, тоже не повезло.

Сейчас начнут искать сумку и обувь, подумал Борис. Первый ботинок обнаружился быстро, второй через четверть часа. На сумку наткнулись спустя 20 минут. Ребята злились, то, что им требовалось, ни как не удавалось найти.

— Я замерзла, — чуть слышно прошептала Катя. Майское солнце не прогрело землю, лежать на тонкой ветровке было холодно.

Борис обнял ее покрепче, отрицательно замотал головой, снова поднес палец к губам. Молчи, умолял взглядом. Скоро они уберутся, мы уйдем, потерпи.

Парни возились еще час. Наконец разочарованные неудачей, злые как черти, отправились восвояси. Труп перед тем бросили в ближайший овраг. Ботинки и сумку оставили лежать на полянке, слегка забросав ветками и землей.

Едва машина скрылась из виду, Катя и Борис бросились прочь от страшного места. На изгибе тропинки, на ветке старой березы болтался предмет странной формы. Присмотревшись, Борис понял — портупея. Желтой кожи кобура, перепоясанная двумя короткими ремнями, застегнутыми в кольцо. Бедолагу-мотоциклиста выбросило не только из ботинок, но и из ножной сбруи, которую цепляют на щиколотку.

Бандюги кобуру прозевали; улетела она довольно далеко, много дальше обуви и сумки.

— Ты иди, я сейчас, мне надо, — Борис подтолкнул Катю в спину, сам замер у березы. Ухватив палку подлиннее, он в два приема сбил с ветки кобуру, подхватил на лету, запихнул за пояс брюк, припустил вдогонку за Катей. Шагали молча, каждый думал о своем. Впервые за неделю было видно — Катя думает. Мыслительный процесс как в зеркале отражался на ее лице. Выражение глаз менялось, губы двигались, даже нос, казалось, и тот шевелится. Она будто принюхивалась к тому, чем заполнялось ее сознание.

— Его убили, он мертвый, — сказала Катя самой себе. И добавила, с трудом, — и мама мертвая.

— Да, — подтвердил Борис.

Светлый мирок не выдержал испытание. Рухнул под напором упрямой реальности.

— Вот черт! — Катя споткнулась и упала. — Дай руку, что стоишь, как пень. Больно, холера, — она потерла ушибленное колено.

Борис опешил. С ним разговаривала его родная Катька. Она вернулась. Что подтверждали командирские интонации и безапелляционная уверенность.

— Да, помоги же!

Растаяла, как Снегурочка, испарилась чудная необыкновенная женщина, которая сводила его с ума. Прежняя, воинственная натура одержала верх над мороком и вновь властвовала над Катиной жизнью. Перемена произошла мгновенно.

Последний вечер на острове коротали у костра. В напряженном, враждебном почти, молчании. Борис боялся спросить: помнит ли Катя события последних дней: удушье страсти, испепеляющий жар объятий, радость обладания. Он боялся узнать правду. И очень хотел. Хотел узнать, кому адресовано проклятое «милый»: ему или другому мужчине.