— Хватит шуточек, джентльмены, слышите? Хватит!
Стоило только покинуть кабинет и приемную провоста, как в коридоре соратники подхватили меня на руки и поволокли под неофициальный гимн института Arise all ye of MIT:
По дороге к нам присоединилась еще куча народа и на лужайку перед Думом вывалила уже приличная толпа. В тесноте меня выронили, и я почел за лучшее смыться — пусть ребята празднуют, а у меня дел по горло.
У меня пентод.
Вернее, окончательная сборка того, что лаборатория наколдовала за последние месяцы. Так-то я старался дробить задачи на частные, чтобы не вводить в искушение добровольных помощников — ребята толковые, вполне могут догадаться.
Тем более, что там всей хитрости — воткнуть еще одну сеточку между экранирующей и анодом. Главное, подобрать шаг ячеек так, чтобы сетка основной поток электронов на катод пропускала свободно, а вторичный блокировала. Если такое знание дойдет до какой умной головы, я бы не рискнул ставить на честность против тщеславия — вполне могут идею если не спереть, то разболтать. Поэтому все основные этапы мы делали втроем: сборку, тестирование, построение вольт-амперных графиков. Последнее довольно муторно, но знаний не требует — поменял параметры тока, снял показания вольтметров-амперметров, записал, поменял снова и так до упора.
Заявку на патент мы подали сильно заранее, без действующего образца, только с теоретическим обоснованием и приложением расчетов. Сам же засел за статью в институтский сборник. И тут встала неожиданная проблема — как писать? Как я привык или как тут принято? Выделяться или маскироваться? В конце концов решил — если моя цель заработать себе имя, то надо выделяться. Ну и накропал, осталось приложить таблицы с графиками. В тот же день, когда Ося закончил с таблицей характеристик, усатый почтальон принес толстенький пакет из Вашингтона, и мы буквально пустились в пляс: внутри был ответ из Патентного бюро Соединенных Штатов.
Я крутил в руках, гладил и даже нюхал стопочку листов, прошитых темно-синей ленточкой, с красной рельефной печатью, разглядывал подпись главы Бюро Томаса И. Робертсона. Это еще не сам патент, а подтверждение, что заявка принята, дата приоритета зафиксирована, и нам можно снимать режим секретности. Осталось спокойно довести до ума и отправить в Вашингтон «действующую модель», но уже сейчас можно публиковаться.
Редактор институтского сборника читал мою статью, время от времени поднимая на меня взгляд поверх сдвинутых на нос очков:
— Вы реально сделали все сами?
— Общий замысел, расчеты и разработку сам, лампу изготовили мои помощники, они же провели серии измерений.
— И есть образец? — все еще неверящим голосом спросил редактор.
— Приезжайте, покажем. Кстати, можно будет сделать фотографии.
Сам он не сподобился, послал двух старшекурсников. В силу моей известности среди прогрессивного студенчества, обошлось без снисходительных похлопываний по плечу, как тут принято у старших по отношению к младшим.
Собственно публикация статьи с номером патентной заявки ничего, кроме дополнительной толики уважения в институте поначалу не принесла. Зато потом, когда она дошла до радиоинженеров…
Вызов к декану прозвучал весьма неожиданно — занятия еще не закончились, дел по горло, я еще в библиотеку собирался.
— Мистер Грандер, это мистер Хопкинс, Исследовательская лаборатория General Electric, — рыжеватый Вандерграф на фоне красной рожи сидевшего у стола дядьки смотрелся бледно.
— Я требую отказа от патентной заявки! — с ходу наехал гость.
— Обоснуйте, — я отодвинул стул и в наглую уселся.
Он чуть не лопнул и дернул двумя пальцами душивший его воротничок. Того и гляди, удар хватит — такой цвет лица обычно при повышенном давлении бывают.
Но нет, он справился с раздражением и принялся выкладывать список патентов GE. А потом еще и давить авторитетом Эдисона, основателя лаборатории. По его словам выходило, что в радиотехнике все на сто лет вперед придумано именно Томасом Алвой и его сотрудниками. Тем более они придумали тетрод, а наш пентод — «всего лишь небольшое усовершенствование тетрода».
— Мистер Хопкинс, достижения мистера Эдисона неоспоримы, но мнение, что он изобрел все на свете, умаляет роль господа бога и потому ошибочно, — елейно улыбнулся я в ответ.