Трейдер. Деньги войны

В некоторой рассеянности она доехала со мной до квартиры — старая, где мы втроем жили в начале брокерской эпопеи, осталась за Панчо, а я и Ося вселились в две соседние. Удобно — и место знакомое, и все трое рядом, и у каждого свой угол, есть куда девушку привести. Таллула бывала в моей уже не раз, консьерж привычно делал вид, что не замечает постороннюю женщину поздним вечером — зачем лишаться доллара из-за соблюдения дурацких инструкций?

Заторможенность Таллулы закончилась, стоило нам перешагнуть порог. Скинув пальто с меховым воротником мне на руки, она метнулась внутрь, к доставленным еще днем пакетам и коробкам с покупками.

Пока я развешивал верхнюю одежду, освобождался от галстука, пиджака и обуви, из комнат слышалось шуршание оберточной бумаги, а потом заиграл патефон.

Таллула выплыла из спальни в гостиную завернутая в шаль с бахромой. Под тягучий джаз она выставила вперед ногу в туфельке, затем дала ткани сползти с плечика… Мать моя женщина, где и когда она этому научилась? Ведь настоящий стриптиз!

— Иди ко мне, — проворковала Таллула, отбросив, наконец, ненужную шаль и представ во всем великолепии обнаженного тела.

Цель шоу обнаружилась примерно через час, когда я выдохся и уплывал, а Таллула водила пальчиком по моим щекам:

— Не спи.

— Не сплю, — блаженно откинулся я на спину.

Она придвинулась ближе и вдруг пробежалась язычком по уху — меня будто током ударило!

— Вот, другое дело, — довольно сообщила Таллула и устроилась поверх меня, настолько близко, что ее короткие рыжие волосы щекотали мне лицо.

— Почему ты сделал ангажемент Темену, а мне нет?

Честно говоря, в тот момент меня больше волновали два соска, упертые в мою грудь и я брякнул, не подумав:

— А у тебя есть терменвокс?

Рыжие пряди и соски возмущенно отодвинулись, а зеленая молния из глаз чуть не спалила меня дотла. Таллула сжала губы и почти прошипела:

— Я тебе безразлична!

А бездушный я чуть не заржал — она действовала точно по инструкции, которую я подглядел в одной из ее книжек.

— Хорошо, завтра я покажу тебя Юроку. Скорее всего, из этого ничего не выйдет, — она нахмурилась и я поспешил объяснить: — он продюсирует классику. Но он, возможно, знает нужных людей.

Пришлось выяснять, когда можно попасть на прослушивание к Юроку, отодвигать дела, ехать с Осей и Таллулой в бродвейский зальчик, где толпились жаждущие славы старлетки и жаловаться в темноте партера Соломону, пока на сцене распевали кандидатки:

— Сол, я вас умоляю, пристройте ее куда-нибудь, мне жизни нет!

— Джонни, я вас умоляю ответно, вы же видите, сколько тут жаждущих! — довольно скептически хмыкнул Сол.

Но тут дошло дело до Таллулы и она выдала свой лучший номер, от ее низкого голоса и грации пробрало не только меня, но, похоже, и Соломона.

— Голос, конечно, не оперный, к себе я ее не возьму, но за вас просил вот этот yiddishe kopf*, — он сварливо кивнул на Осю, пускавшего слюни при виде очередной претендентки. — Я напишу записку Флоренцу Зигфелду.

— Ого! — рекомендация к продюсеру Ziegfeld Follies стоила дорого. — Я ваш должник!

— Сочтемся, — сверкнул зубами Сол. — Привезите мне кого-нибудь еще из России.

* yiddishe kopf— буквально «еврейская голова», в переносном смысле «умник».

Таллула после своего номера не ушла за кулисы, а спустилась прямо в зал, что было вопиющим нарушением порядков.

— Настырная девочка, — отметил Юрок на русском, — она пробьется.

После Соломона мы съездили к Зигфелду, где Таллуле, похоже, достался ангажемент, чему она радовалась, как дитя. Мы тоже возвращались в прекрасном настроении — я скинул с плеч эту обузу, а Ося выцепил из кандидаток симпатичную девицу. Блондинку, разумеется.

Только Панчо разобиделся — у него как раз очередная брюнетка вильнула хвостом, а тут мы такие красивые, а у Оси еще и новая пассия!

— Панчо, они приходят и уходят, не бери в голову!

— Тебе хорошо, а у меня кровать наполовину пустая! — мрачно ответил мексиканец.

— Это потому, что ты пессимист! — зубоскалил Ося. — А у одинокого оптимиста кровать всегда наполовину полная. Так что при встрече с купидоном стреляй первым и не вешай нос, женщины любят веселых!

Окончание МИТ прошло на фоне тревожных сообщений из Европы — Британия из-за «инспирированной Коминтерном» всеобщей забастовки разорвала дипломатические отношения с СССР, Чемберлен выкатил ультиматум, военные обозреватели хором говорили о возможности боевых действий… Про ультиматум я помнил только «Наш ответ Чемберлену», а вот в чем он заключался и чем кончилось — увы. Но судя по тому, что никакой европейской войны у Советского Союза в двадцатых не случилось, все улеглось.

Косвенно это подтверждали и письма от Кольцова и Триандафиллова — внутреннее напряжение в них было, но была и уверенность. Кольцов просил навести справки среди инженеров-радиотехников, не согласится ли кто-нибудь возглавить строительство завода радиоаппаратуры и намекал на желательность моего присутствия, но я предпочел намеков не понимать, у меня совсем другие планы, нежели завод в СССР.