Трейдер. Деньги войны

Рев аудитории после завершения опуса наверняка был громче, чем после победы «Инженеров» в бейсбол и заставил вздрогнуть здание. А уж ладони присутствующие точно отбили.

После выступления нас тесно обступили не журналисты, а руководство МИТ во главе с Вандерграфом, каждый считал долгом потрясти руку Термену. Лев принимал все восторги смущенно, обходясь буквально несколькими фразами вроде «Очень приятно», «Весьма польщен» и тому подобных — в гимназии и университете он в основном учил немецкий и французский, английский же знал слабее.

Вандерграф не допустил нас до лап журналистов и утащил в свой кабинет, где нам с ходу назначили еще несколько концертов в МИТ, а один из гостей декана снял трубку и через пять минут застолбил для нас выступления в зале Orpheum и театре Metropolitan. Демократия, без связей никуда.

Попутно с концертами вышли репортажи в газетах и даже желтая Boston American писала кипятком от новизны, но походя пнула меня за «излишнюю эксцентричность». Вот после этого бостонские антрепренеры едва не разорвали нас на куски — Термена желали видеть одновременно в Simphony и Jordan, крупнейших залах города. Едва мы с грехом пополам устаканили график, как меня вызвал провост.

Теодор Лайман даже встал навстречу из своего кожаного кресла и подал руку:

— Поздравляю, коллега! Черт побери! Как это вы ухитрились найти нечто столь выдающееся у коммунистов?

— Кто ищет, тот всегда найдет! — порадовался я обращению «коллега», но счел нужным добавить: — Лев Термен не коммунист, он из дворянской семьи с французскими корнями.

— О, даже так? — провост снял очки. — Хм… а вы не думали, молодой человек, пригласить его в лабораторию на работу?

Не то что думал, а попросту планировал и рассчитывал, но вслух этого говорить не стал:

— Прекрасная идея, мистер Лайман! Я обязательно предложу это мистеру Термену!

— Отлично, отлично… Но знаете ли, зачем я вас вызвал?

Я только развел руками.

— Мне сообщили мои соученики, так сказать, в частном порядке, что моя alma mater, которую вы именуете «школа выше по реке», заинтересована в концерте.

— В чем же дело? Мы открыты для предложений.

— Дело в вашей репутации, молодой человек! — он отечески потрепал меня по плечу. — После взрыва стадиона и нашествия гномов вы в Гарварде persona non grata. Любое официальное лицо университета за контакт с вами будет подвергнуто остракизму!

Мы вежливо посмеялись над ситуацией.

— Потому-то, молодой человек, они и действуют приватным образом.

— Я так понимаю, что мне там появляться не следует?

— Именно так, именно так.

— Что же, просвещение должно быть выше тщеславия. Что если предложить мистеру Вандерграфу выступить перед концертом вместо меня?

После триумфа в Мемориальном зале Гарварда из Нью-Йорка позвонил страшно довольный Ося — слухи по городу поползли один другого хлеще и уже появились желающие ухватить кусочек бостонского успеха. Особенно ему понравился его почти земляк Сол Юрок*, которому Ося своей властью передал организацию концертов. Вот даже при моем слабом культурном уровне я это имя припомнил — американский музыкальный импресарио, недавно он возил по Штатам балерину Анну Павлову и самого Шаляпина, о чем много писали в газетах. Юрок немедленно развил бурную деятельность, но вначале ему удалось получить только средний по качеству зал Музыкальной академии — в основном, потому, что здание собирались сносить и расписание имело дырки.

* Сол Юрок, при рождении Соломон Гурков — музыкальный и театральный продюсер, эмигрировал в США из Российской империи.

Как в Бостоне, первый концерт прошел с триумфом, на волне успеха Юрок выбил нам Aeolian Hall, дал рекламу…

Ося притащил газету с проплаченной статьей и добавил:

— Я сегодня видел очередь, где люди стояли за послушать твою гуделку.

— Терменвокс.

— Ой, не делай мне голову! У людей такие глаза, будто они стояли за убить! Распродано все!

Пронырливый Юрок организовал три рецензии — в The Sun, Herald Tribune и New York Times, после чего к нему с предложением о выступлении обратилась администрация Carnegie Hall, самого крутого зала в городе.

— Блин, я даже не рассчитывал на такой успех…

— Это еще не все, Джонни! — таинственно понизил голос Ося. — Сразу, как вышли публикации, качнулись акции RCA и всей электротехнической тройки!

— Данные зафиксировал? — подался я вперед.

— Обижаешь, — наигранно возмутился Ося. — Я предлагаю вот что…

Мать моя женщина, еще и биржевая игра!

Весна и без того забита под завязку…

Во-первых, мне предстояло завершить свое образование в МИТ, для чего я старательно кропал магистерскую диссертацию. В качестве темы выбрал «Некоторые вопросы теории передачи сигналов», поскольку эту работу Найквист напишет только через год, а Котельников докажет свою теорему* только через шесть. На лавры соотечественника я не покушался, но вот «частоты Найквиста» теперь, скорее всего, будут называться «частотами Грандера».