Трейдер. Деньги войны

На Хоустон-стрит сносили дома по нечетной стороне — улицу расширяли для строительства подземной линии сабвея. Гудящий паровой экскаватор бил в стены чугунным шаром, поднимая тучи пыли. Чуть дальше, у пересечения с 6-й авеню из ресторанчика выволакивали ящики и кули с отбросами, отчего в нос шибануло тухлой рыбой, как на Фиш-маркете* по вечерам. Михаил досадливо сморщился и перешел на другую сторону, поминая недобрым словом жадных владельцев заведения. Нью-Йорк порой удивлял такими контрастами — например, Уолл-стрит, где ворочали миллионами, отстояла всего на пару кварталов от пакгаузов на пирсах, вокруг которых летом кишели откормленные складские тараканы размером в пол-ладони.

* Фиш-маркет— рыбный рынок в Манхэттене, у Бруклинского моста.

Он свернул на Бедфорд и через пять минут входил в клуб Chumley’s, спикизи, где из-под полы наливали приличный виски, куда собирались потанцевать свободные девицы из Гринвич-Виллидж и Сохо. Но главное достоинство клуба состояло в нескольких входах. Бог весть почему, но полиция всегдла вламывалась только со стороны Памела-корт и персонал выводил посетителей через неприметную калиточку между двумя домами на Бедфорд. На самый крайний случай Михаил разведал еще одну дорожку, через соседний доходный дом, на Гров-стрит.

В клубе пока пустовато — время раннее, занято всего несколько столиков. Люди в основном незнакомые, хотя пару лиц Михаил встречал здесь раньше. В уголке у камина, на кожаном диванчике сидела странная парочка — безукоризненно одетый молодой человек с британским выговором, и несколько рыхлый американец, сочившийся благополучием. Он рассеянно слушал, как англичанин с мелькавшим в глазах хищным блеском тихо и сосредоточенно убеждал его. Михаил скривил рот — нашел место! люди с большими деньгами приходят сюда выпить и погулять, а не покупать акции, полисы или делать невиданно выгодные инвестиции. Но легкая нажива дразнила и туманила глаза молодому денди, создавая уверенность, что стоит только напористо обрисовать грядущие выгоды, как деньги сами окажутся в кармане.

— Добрый день, рад видеть снова! Как обычно?

Михаил, не чинясь, пожал протянутую барменом руку — с персоналом нужно поддерживать хорошие отношения:

— Да, стандартно.

Через минуту перед ним поставили фарфоровую чашку с «чаем». Все знали, что это виски, но по части соблюдения внешних приличий американцы порой могли дать фору и англичанам.

— Меня не было неделю, что новенького в городе?

— О, вы пропустили целую войну! Представьте, позавчера двадцать, да-да, двадцать автомобилей с гангстерами подъехали и расстреляли дом на 20-й улице в Бруклине!

— Чем помешал дом? — Крезен отпил и отсалютовал бармену чашкой, давая понять, что виски хорош.

Бармен, протирая стаканы, наклонился над стойкой и тихо сказал:

— Там штаб-квартира Ричарда Лонегана, того, из «Белой руки».

— Итальянцы опять воюют с ирландцами? — поморщился Крезен.

— Да, но представьте, столько пальбы, а убитых нет, даже ранили только одного человека!

Михаил досадливо отмахнулся, не хватало еще на отдыхе слушать про осточертевшие разборки. Сюда, в Chumley’s он ходил еще и потому, что это территория Маццарино, но если в городе начнется очередная война, то придется менять охотничьи угодья на более безопасные.

— Еще тут носятся с каким-то гениальным изобретателем из России.

— Из России? Вот как? И что он изобрел, какую-нибудь коммунистическую дрянь?

— О нет! Новый музыкальный инструмент! Я сам не видел, но пишут, что он извлекает звуки прямо из воздуха!

— Это как? — оторопел Крезен.

— Фотографии в газетах так себе, но у него что-то вроде радиоаппарата, который реагирует на положение рук. Говорят, исключительное впечатление!

— Надо будет глянуть, — задумчиво потер подбородок Михаил. — Но как он вообще попал в Америку?

— Его привез тот головастый парень, что продал RCA патент на какую-то лампу. Извините, я в этом ни черта не понимаю.

«Грандер!» — стукнуло в мозг штабс-капитану. — «Господи! Ну, почему ты помогаешь этому счастливчику, а не мне?»

— Он ездил летом к большевикам, вернулся и устроил ангажемент этому, как его… — бармен полез под стойку, достал газету и нашел в ней заметку: — Лео Термен.

Крезен изо всех сил сжал челюсти, чтобы не заскрежетать зубами. Этот сучонок свободно катается по миру, якшается с красными и у него все отлично! Продался, не иначе!

— Черт с этим коммунистом, — выдавил Михаил и чуть было не потер шрам на брови, но вовремя отдернул руку. — Что еще?

— Хм… Вчера у нас был мистер О’Нил…

Крезен недоуменно нахмурился и бармен поспешил объяснить:

— Мистер Юджин О’Нил, драматург. Его пьеса «Любовь под вязами» сейчас идет на Бродвее…

— Не интересуюсь театром.

— Тогда, может, кино? Премьера первого звукового фильма?

— Великий немой заговорил?

— Не совсем, — сощурил глаз бармен, — только музыка, но публика ломится на сеансы до сих пор!

— Надо будет глянуть, — Крезен бросил на стойку четвертак, — спасибо, приятель!

Бармен как заправский фокусник взмахнул полотенцем, и монета исчезла.