– А Пичем? Что скажет Пичем по поводу мужа, которого зовут, может быть, так, а может быть, и иначе? – спросила госпожа Пичем, одним рывком переставляя стакан на другую полку. – На такого мужа нельзя положиться. У меня тоже есть глаза, и я вижу, как он танцует, когда ему кажется, что я на него не гляжу. И потом он думает, что от четырех-пяти стаканов того пойла, что дают в «Каракатице», я уже готова. Человек, занимающийся приличным делом, не станет так хватать за бедра молодую девушку. Брось дурачить меня! Дорогая Полли, у тебя не может быть основательных резонов выходить замуж за такого человека. Тут что-то другое, а что именно – я даже говорить не хочу. Он вскружил тебе голову, вот в чем дело!
– Да, он мне нравится.
– Ну ясно! О чем я и говорю! – торжествующе воскликнула госпожа Пичем.
– У тебя рассудок помутился. Ты втюрилась в него и перестала соображать, сколько будет дважды два.
Полли рассердилась.
– Не болтай так много, – сказала она с достоинством, – скажи папе, пусть он с ним поговорит. – Она повернулась и ушла к себе.
Госпожа Пичем вздохнула и угрюмо опорожнила стакан. Ночью она поговорила с мужем. Она знала Полли.
За несколько часов до этого Пичему пришлось пережить ужаснейшую сцену с участием Кокса. Встретившись с компаньонами в задней комнате винного погреба, маклер открыто потребовал, чтобы они приобрели новые суда. Это требование как громом поразило Компанию по эксплуатации старых. Истмен, который, по-видимому, уже несколько дней что-то подозревал, просто сполз на пол, букмекер же вскочил, заревел, как бык, и, плача, повалился на стул. Ни – что не помогло. По словам Кокса, парламентская комиссия по пересмотру договора уже приступила к работе. В результате Пичему, как владельцу двух паев, поручили в конце недели поехать с Коксом в Саутгемптон. Там он должен был начать переговоры о приобретении свободных от изъянов транспортных судов.
Тем не менее они отправились в доки, чтобы официально сдать старые суда правительственной комиссии. Их нужно было сдать хотя бы для того, чтобы не возбудить подозрений; впоследствии можно будет заменить их другими. Ремонт еще не был закончен, работы шли полным ходом. Комиссия состояла всего-навсего из двух штатских чиновников, очень быстро управившихся со всеми формальностями. В общем, они простояли на ветреной набережной не более четверти часа. Шел дождь, и все мерзли.
Когда вечером госпожа Пичем, отходя ко сну, упомянула имя Мэкхита в связи с их дочерью, Пичем пришел в ярость.
– Кто с вами познакомился? – заорал он. – Этот жулик с дешевыми лавками? Что значит познакомился? Где это вы шляетесь, что с вами знакомятся посторонние мужчины? Это же известный всей Сити жулик! Так-то ты следишь за своей дочерью! Я на нее работаю день и ночь, а ты ее сводишь со славящимися на весь город распутниками, которые околачиваются в банковских передних, чтобы добыть деньги для своих дутых лавочек! Что это вообще творится с твоей дочерью? Надо будет мне навести порядок! На глазах у родителей она перемигивается с этим Коксом, да так, что… Откуда у нее эта чувственность?
– Да уж не от тебя, – сухо сказала госпожа Пичем, натянув одеяло до подбородка.
– Уж во всяком случае, не от меня, – подтвердил господин Пичем, бушуя в темноте. – Я себе ничего подобного не могу позволить. Потому что я должен иметь ясную голову, иначе эти гиены меня растерзают. – Он оборвал разговор.
– Ничего больше не хочу слышать! Судьбу Полли решу я сам.
Он принял решение касательно Полли. На следующее утро он занялся в конторе своей дочерью, он резко спросил ее о ее визите к господину Коксу, довел до слез и узнал все, с том числе и про фотографии. На них были изображены голые девицы.
После допроса Пичем сказал ей, что он считает большую часть того, в чем она ему призналась, враньем. Господин Кокс – весьма дельный человек, йчгусть она благодарит Бога, что он проявляет к ней интерес и ничего не знает о ее поведении. Этим намеком он и ограничился.
Встретившись с господином Мэкхитом, Полли сказала ему, что отец никогда не позволит ей выйти за него замуж и что господин Кокс пригласил ее на пикник, который состоится в конце недели. Первое было правдой, второе – ложью.
Когда господин Мэкхит узнал от Персика, что господин Кокс – избранник ее родителей, ему стало ясно, что он должен что-то предпринять против этого Кокса.
После долгих раздумий он принял решение, сел в конный омнибус и поехал в одну из тех грязных, ютящихся в двух комнатах газетных редакции, в которых обычно хозяйничают плохо умытые, жадные до сенсаций, велеречивые господа.
Они достали и внимательно просмотрели несколько засаленных, почти совершенно расползшихся комплектов старых газет. Затем господин Мэкхит сел в другой конный омнибус и поехал на Нижний Блэксмит-сквер, где он в заброшенном домике дал какое-то поручение толстому, подозрительной наружности человеку, расхаживавшему без пиджака.
Засим он в третьем омнибусе поехал домой, хотя было еще очень рано.