Трехгрошовый роман

Мэкхит ушел, задумавшись. Это был уже не тот Браун, его отношение к старым друзьям изменилось. Разумеется, он по-прежнему свой парень, но на нем, по всей видимости, с некоторых пор лежит большая ответственность…

С банком Мэкхит тоже никак не мог договориться. Банк выдумывал все новые и новые оттяжки.

Его собственные люди начинали роптать. Они хотели видеть деньги. Мэкхит с тяжелым сердцем подумал о том. что он обязан заботиться о судьбе без малого ста двадцати человек, из коих многие обременены семьей. Это было нелегко.

Что-то требовалось предпринять – вне всякого сомнения. Прибери он к рукам деньги старика Пичема, он мог бы вздохнуть свободно.

Он поехал в одну из своих лавок, у моста Ватерлоо. Это была не д-лавка, а настоящий антикварный магазин, которым заведовала Фанни Крайслер – дама, кое-что понимавшая в искусстве. Сюда он обычно захаживал, когда ему нужно было что-либо обдумать. Он забирался в контору и перелистывал ту или иную книгу.

Фанни, к сожалению, он не застал. Она была на каком-то аукционе. Мэкхит заботился о том, чтобы некоторые из продававшихся здесь предметов имели настоящую метрику.

В книгах, сваленных кучей в конторе и происходивших из библиотеки кингсхоллского пастора (как значилось синим карандашом на крышке ящика), были чрезвычайно непристойные гравюры на меди. Мэкхит терпеть не мог таких вещей. Он вообще был противником искусства. С отвращением отложил он драгоценные томики.

При этом он подумал о Полли.

В последнее время всякий раз, как он думал о Полли, его охватывала неизъяснимая тревога. Полли была чересчур чувственна.

Он встал и отправился на Олд Оук-стрит.

После того как он два раза прогулялся мимо дома, Полли вышла. Они несколько раз обошли квартал.

Полли была очень кротка и казалась чем-то озабоченной. Она была бледней обычного. Мэкхит заметил, что у нее круги под глазами. Когда они прощались, она не посмотрела ему в глаза.

Полли мимоходом упомянула, что она теперь некоторое время не будет посещать курсы домашнего хозяйства и, следовательно, не сможет с ним встречаться. А в воскресенье предстоял пикник с Коксом.

Мэкхит в самом скверном настроении отправился в Тэнбридж. Он вспомнил, что сегодня его четверг.

Он имел обыкновение по четвергам проводить вечера в одном определенном доме в Тэнбридже. Там он позволил девицам угостить его чашкой кофе и развлекся в обществе Дженни. Все еще чувствуя себя подавленным, он попросил ее погадать на картах. Ничего вразумительного у нее, однако, не получилось. Девицы давно уже надоели ему. Он пятый год бывал в этом доме.

Наутро он разыскал Гона, сотрудничавшего в различных не очень почтенных газетах, и передал ему материалы против Уильяма Кокса.

Вскоре за тем Миллер из Национального депозитного банка обронил в деловой беседе, что, дескать, не мешало бы господину Мэкхиту, отбросив всякие колебания, по возможности безотлагательно создать себе настоящий, добропорядочный семейный очаг, что не противоречило и желаниям девицы Полли Пичем.

Тем самым необходимость борьбы с господином Коксом отпала, и Мэкхит забыл об обличительном материале, который он передал Гону.

ГЛАВА ПЯТАЯ

За обедом «их любовь расцвела»,

И они «дали слово друг другу»,
Ни двора у них не было, ни кола,
Ни даже обеденного стола,
Ни даже имени для ребенка.

Но треплет ли буря их шалаш,

Гремит ли над степью гром, –
Навек останется Ханна Каш
С любимым муженьком.

Шериф говорит, что он жулик, к тому ж

И молочница: «Жить с хромым!»
Она отвечает: «Все это чушь!
Я вольна выбирать. И он мне муж.
И я останусь с ним».

И пусть он хром, и пусть он вор,

И пусть в синяках она,
Не нужно Ханне Каш ничего,
Ей лишь любовь нужна.

«Баллада о Ханне Каш»

МАЛЕНЬКОЕ, НО СОЛИДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

Национальный депозитный банк – маленькое но солидное предприятие – занимался главным образом недвижимым имуществом. Принадлежал он семилетней девочке, а управлял им старик доверенный, господин Миллер который, в свою очередь, пользовался советами тоже уже весьма обремененного годами адвоката по имени Хоторн; Хоторн был опекуном малолетней владелицы.

Мэкхит, ведя переговоры с банком, имел дело не только с господином Миллером, но и с господином Хоторном. Обоим вместе было свыше ста пятидесяти лет, и тот, кто имел с ними дело, имел дело с полутора столетиями.