Трехликая сторона

Диника провел меня по винтовой лестнице в холодный подвал, и всю дорогу я придерживала юбку, выучившись на горьком опыте спотыканий. Лекарь Танатра оказался пожилым мужчиной лет шестидесяти-семидесяти, чуть сутулым и полностью седым; его рыхлое тело оборачивал болотного цвета балахон, а костлявые ноги – серые штаны, напоминающие спортивки школьного физрука. Крючковатый нос пытливо уставился в мою сторону. Его рабочий стол с глубокими и не очень мисками, полными разнообразных трав, порошков и жидкостей, находился по центру, а за ним висела соломенная ширма, отгораживающая ряд кушеток с протертыми одеялами. На одной из таких кушеток с закрытыми глазами лежал принц Антей.

– Олег Евг… в смысле Варго убедительно просил вас вернуть мне вещи. Пожалуйста. То есть король Варго, я его гостья, и… – осознав бестолковость уточнения, я вздохнула. – Мои вещи у вас, да?

Перед каждым новым обитателем Трехлистного мира я по-новому терялась, ковыряясь в безуспешных попытках верно угадать необходимую интонацию и обращение. Мое стремление облегчить собственные слова, сделать их доступнее для понимания любого, даже очень странного человека, неизменно оборачивалось их превращением в чертовски неровные и скомканные. Отчаянное желание не отличаться, наверное, только сильнее выделяло меня среди жителей Танатра.

Юну молча указал на валяющиеся неопрятной кучкой походные рюкзаки. С ними он явно еще не разбирался, строгим голосом велев Райлону бросить их там, где они не помешают ему заниматься более нужными делами. Я выпотрошила свой рюкзак, сокращая таким образом время поисков косметички в дебрях наспех рассованных вещей, и извлекла из нее упаковку нужного лекарства. Две пары пристальных глаз следили за каждым моим действием: Диника смотрел с любопытством, а лекарь – изучающе-недоверчиво.

– Принц Антей, – позвала я, осторожно приблизившись к больному. – Принц, проглотите это и запейте водой. Вам очень быстро полегчает.

Он сощурился, приоткрыв стеклянные глаза. Видимо, сделать это ему стоило немалых трудов.

– Ваш отец послал меня. Я знаю, о чем говорю. Выпейте.

Юну деловито вынырнул из-за моего плеча и протянул Антею глиняную кружку, полную воды. Я пропустила его вперед и скромно присела на свободный стульчик, приютившийся между кроватями. Лекарь ободряюще кивнул принцу, когда тот закончил крутить в руках маленькую белую таблетку, и Антей с опаской поднес ее ко рту. Затем он вновь уронил веки, заполняя подземный госпиталь своим прерывистым дыханием. Юну долго стоял над ним, минут десять, никак не меньше; наконец принц задремал, и лекарь, удостоверившись в стабильности его состояния, опять уставился на меня. Он боком обошел свой кабинет, косясь через плечо, велел Дине выйти и лишь тогда заговорил:

– То, что ты дала ему, состоит из соединений, о которых я ничего не знаю, – голос у него оказался громким и мелодичным, как у юнца. Ожидавшая старческого сипения, я вся оробела от внезапности. – И все равно я уверен на сто девятнадцать процентов: вы не маги. Вы вообще не принадлежите ни одному Листу, – продолжал поражать меня Юну. – На ум приходит единственный вывод: вы – чужаки, может, даже не люди.

– Мы – люди, – тихо произнесла я, не оспаривая между тем первое предположение. – Я бы хотела помогать вам. Король Варго тоже очень хотел бы этого.

Лекарь неопределенно хмыкнул.

– Ты знакома с моим ремеслом, девочка?

– Очень приблизительно.

– Разбираешься в травах?

– К сожалению, нет.

– И все же король направил тебя ко мне.

– Надеюсь, окажусь для вас полезной хотя бы в чем-то.

Юну многозначительно прищурился. Ощущая себя, точно на нервном собеседовании при суровом начальнике, я боролась с желанием досрочно отказаться от должности, на которую пришла пробоваться. Наверняка ведь Олег Евгеньевич сможет найти мне и другую работу… нет, король Варго. Нужно научиться даже думать о нем, как о короле, чтобы не ошибаться и дальше.

– Вы осматривали моего друга Егора? – я сменила тему, решив, что лекарь удержался от слов отказа из чувства такта. – Утром он потерял сознание.

– Да, у мальчика было давление. Внутри головы, – странно добавил Юну. – Трава римминь прекрасно борется с этим недугом, я уже часа два как отпустил его, – он покопался у себя под столом и вытащил грузный бумажный альбом с кучей записей и с вклеенными меж страниц засохшими растениями – их стебельки торчали снизу и сбоку от обложки. – Травник моего личного сочинения. Я писал его всю сознательную часть жизни и иногда по-прежнему дополняю. Тебе придется выучить его наизусть.

Удивление сменилось благодарностью: меня взяли на работу! А затем, пока я листала толстенную рукописную книгу с бесчисленным разнообразием похожих друг на друга цветов и растений, переросло в тоску. Неужели все это реально запомнить? Почерк у Юну был мелким, с сильным наклоном, однако вполне читаемым; прописные буквы ничем не отличались от тех, которым нас обучали в первом классе.