– Может быть, это случилось из-за необычайной известности его отца? Он часто говорил о том, что унаследовал талант отца, но при этом стал абсолютно обычным человеком. В молодости он страдал, что таланта у него нет. Как-то раз в студенческие годы он, кажется, даже предпринял попытку самоубийства… Иногда он переставал различать цвета.
Последнее я не очень хорошо поняла и попыталась переспросить, но Оцука рядом со мной несколько раз покивал. Он кивал так интенсивно, что у него в вертикальной плоскости двигалась не вся голова, а только подбородок.
– Психогенное нарушение цветового зрения.
– Вы знаете об этом?
– Я читал в одном из его интервью в студенческие годы. Что был период, когда он страдал от симптомов этого заболевания. Но, к счастью, оно довольно быстро прошло.
Маяко посмотрела на потолок, вглядываясь во вращающийся вентилятор.
– Он долго страдал, потом на короткое время приходил в себя. Особенно с возрастом, в те годы, когда его отец был наиболее продуктивен, ему стало казаться, что постепенно он опустошается все сильнее и сильнее… И он сам корил себя за это. В процессе, я думаю, в нем выработалось упрямство. Мне даже стало интересно, какие еще самоуничижительные слова он придумает. Он опускал свою самооценку с помощью совершенно разных слов и выражений.
Маяко вспоминала, как Такидзава Сёити называл себя в такие моменты, и повторяла нам слово за словом. Пока я слушала, что она говорила, мною овладело чувство сострадания. Оно осело в груди, как мокрый песок, на меня резко накатила усталость. Я никогда не была замужем – да замужество меня никогда особо и не интересовало, – но, наверное, жить с таким человеком действительно тяжело. Может быть, все сложилось бы немного по-другому, будь у них ребенок. Но они сосуществовали вдвоем, и убежать было некуда.
– При всех этих обстоятельствах у меня тем не менее не было желания развестись. Но однажды мы откровенно поговорили обо всем, он попросил у меня прощения и сказал, что ему очень тяжело переносить то, что он заставляет страдать других. Он сам…
Маяко скрестила указательные пальцы левой и правой рук.
– Попросил о разводе?..
– Вот такой он человек.
Она кивнула и прищурила глаза так, будто хотела увидеть собственные ресницы.
– Он не был привязан ни к людям, ни к вещам, ни к деньгам. И в конце концов, наверное, избавился и от привязанности к собственной жизни.
Рядом Оцука мелкими глотками пил чай с лимоном, я тоже чисто формально прикоснулась губами к краю чашки. Маяко в последний раз затянулась и затушила окурок в слишком ярко сверкающей хрустальной пепельнице.
– Вы сегодня сказали по телефону, что тело нашла его вторая жена… Эма? Нет, не Эма… Эна?
– Рэна.
– А-а, точно. Женившись во второй раз, он прислал мне открытку, в которой было написано имя его избранницы, но я забыла.
Сообщать бывшей жене о том, что женился вновь, – разве обычное дело? Да еще указав имя своей новой жены. Увидев, как я напряженно думаю, Маяко фыркнула.
– Забавно, да? Он никогда не мог догадаться, что чувствуют другие. Но что касается открытки, то вполне возможно, что это Рэна попросила его отправить ее. Она же вроде молодая девушка.
Оцука рядом с серьезным видом делал заметки.
– Говорят, она обнаружила его труп. А в какое время?
– В пятом часу пополудни.
– Я как раз лепила снеговика в это время.
– Снеговика?
– Да. Во дворе в углу. Я пошла проверить, не поломались ли под снегом мои рождественские розы, и вдруг мне захотелось слепить снеговика… Ах, я так увлеклась снеговиком, что забыла проверить розы… Хотя называются рождественскими, на Рождество они не цветут. Да это и не розы вовсе, а гибридные морозники, похожие на анемоны. На самом деле странные цветы.
Бывшая жена Такидзавы Сёити, может, не настолько, как ее муж, но тоже была женщиной непростой.
– Вы знаете, что после того, как Рэна обнаружила тело Сёити в пятом часу дня, она сама погибла?
– Да, конечно, я слышала об этом. Она изменяла ему с каким-то молодым мужчиной, из-за чего погиб Сёити, а она раскаялась и покончила с собой, бросилась с балкона. Так ведь?
Я удивилась. Откуда она знает даже про измену? Но, похоже, она шутила. Засмеялась, передернув плечами. Но шутить на такие темы более чем удивительно.
– Раз уж я сейчас вспомнила про рождественские розы, вы не будете возражать, если я схожу посмотреть на них? А то потом опять забуду.
Я схватила пальто и встала, Оцука тоже встал с некоторым запозданием.
Просторный сад выходил на юг. Лежавший снег отражал своей белизной послеполуденное солнце. Виднелись нечеткие овалы следов – наверное, это были шаги Маяко, которые остались после вчерашнего вечера. Они вели в сторону цветочной клумбы. Я догадалась, что это клумба, потому что из-под снега торчало несколько цветов бледно-розового цвета.
– Вот, посмотрите.