Трения

Ее послушать, так ей больше удовольствия доставляло покупать туфли или пить чай с подружкой. Она утверждала, что интересные мужчины попадаются редко, а переспать с кем-нибудь – нуда, такое случается иногда, но об этом забываешь, еще не успев одеться, и начинаешь думать о чем-нибудь другом.

Впрочем, я никогда не дослушивал ее до конца. Если она не отставала, я уходил гулять или запирался в своей комнате, чтобы обдумать следующую операцию. А то, бывало, уходил в лес и там тренировался или лазил по горам, чтобы не терять форму и испробовать новые приспособления. Или заглядывал в какой-нибудь бар и вспоминал свои любовные истории, которые, впрочем, все так ничем и не закончились, потому что я никогда не находил того, что искал. Я женился на Соне, заранее зная, к чему это приведет, но все же надеясь, что, может быть, с ней обрету покой.

Когда мать зашла за деньгами, Соня замолчала, точно воды в рот набрала. Из моей комнаты мы видели, как она с мрачным видом открыла холодильник, постояла, закрыла его, затем на мгновение остановилась перед телевизором, поглядела в него сердито, потом взгромоздилась на табурет, кусая ноготь на большом пальце. Потом принялась листать записную книжку, вскочила и с целеустремленным видом зомби исчезла в глубине комнат, неся впереди себя живот.

Мать засунула деньги в сумку и долго качала головой.

– И так каждый день? – вздохнула она. – Да, тебе не позавидуешь. А что змея? Нашли? Она была в таком состоянии, что я и половины не поняла из того, что она мне говорила. Она была просто в панике. Ну что поделаешь. Только я бы не хотела быть на твоем месте.

– Ничего. Бывает хуже. От этого не умирают.

– Но всегда надеешься, что будет лучше. Надеяться не преступление. С твоим отцом у нас, по крайней мере, была любовь. В этом вся разница. Вначале у нас все было по-другому. Начинали-то мы хорошо.

Я улыбнулся в ответ и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на затылке. Глядя на мать, я думал, что в ее жизни еще вполне может появиться мужчина. Ей было пятьдесят два, и спиртное не улучшало цвет ее лица. Зато я оплачивал счета, приходившие из косметического салона. А если столько денег тратить на омолаживающие кремы и косметические процедуры по индивидуальной программе, да еще три раза в неделю, то можно достичь впечатляющих результатов.

– Куда ты сейчас собралась? – спросил я.

– Не знаю. Заеду к Ольге, а там посмотрим. Что-нибудь придумаем. Соня на меня не обиделась? Надеюсь, я не очень ей помешала. Она, наверно, думает, что я с тобой заодно.

Мать закурила. Я встал и пошел за пепельницей, но она тоже встала и сказала, что ей пора.

– Что, так сильно спешишь? Как хоть его зовут?

Я остался стоять посреди комнаты и слышал, как хлопнула входная дверь, как тронулась ее машина. Потом снова наступила тишина. Тут вошла Соня.

– Это имеет определенное название, – сказала она.

– Все имеет название. Ты о чем?

Она повернулась спиной, чтобы я застегнул ей платье.

– Трахаться с собственной матерью, это как называется?

– И как ты догадалась? – хмыкнул я, застегивая ей молнию.

Она была не первая, кто заводил эту шарманку. Как только отношения с женщиной начинали портиться, она обязательно выруливала на вопрос о моей матери. Ничего нового. Рано или поздно все они на этом ломались. И ничего тут нельзя было поделать.

Я предложил Соне пойти куда-нибудь поужинать, прежде чем присоединиться к остальным, но она сказала, что у нее сейчас кусок в горло не полезет.

– Из-за меня или из-за диеты?

– Вот что я тебе скажу: ты меня с кем-то путаешь. Я как будто расплачиваюсь за грехи другой женщины.

– Можешь думать все, что угодно. Ты имеешь право на собственную версию. Можешь даже найти, на что пожаловаться, если немного напряжешь извилины. Чем ты рискуешь? Ты хочешь, чтобы я принес тебе свои извинения? Или чтобы я закрывал глаза, когда тебе удобно? Скажи, что доставит тебе удовольствие? Что я должен делать? Вытирать тебе между ног, когда ты приходишь в себя? В чем именно состоит моя роль? Или тебе нужно мое благословение?

Она смотрела на меня со всей яростью, на какую только была способна, но тут земля вдруг покачнулась у нас под ногами. Это длилось несколько секунд. Землетрясение, и довольно сильное. Со стен попадали картины, повалились предметы, затрещали лампы, а от земли пошел жуткий гул. Это было уже третье землетрясение с начала года. Нам еще даже не успели выплатить страховку за окно, которое разлетелось вдребезги на День Всех Святых, а тут опять.

Было такое ощущение, что по квартире пронеслась стая дерущихся кошек.

Соня рухнула в кресло, а я стоя переводил дух. На улице завыли сирены, вдалеке залаяли собаки.

– Я знала. Я чувствовала: что-то должно произойти. Я чувствовала, что это плохой день. И ты не брал трубку.

– Подумай лучше о том, что целые деревни провалились под землю, – сказал я, ставя на место мебель. – Подумай о разлившейся нефти, об ураганах, о наводнениях. О войнах, которые вот-вот разразятся. Что же, все дни плохие? Подумаешь, маленькое землетрясеньице.

– Но ты хоть понял?

– Что понял?

– Что мы в любой момент можем умереть.