Все, что говорят, приводя в доказательство своей правоты массу юридических аргументов, противники воздушных ударов, мне видится совсем по-другому. Я уверен: дело вовсе не в ущемлении суверенности; нет, просто в предшествующий период мы, опираясь на устоявшуюся веками правовую практику, вывели такие правовые нормы, которые несовместимы со Всеобщей Декларацией Прав Человека. Ориентируясь на резоны, действовавшие во времена холодной войны, мы быстро смирились с тем, что Декларация эта — не более чем рекомендательный документ, не более чем набор прекраснодушных пожеланий, мечтаний, не более чем заявление о намерениях; в тот момент, когда Декларация вступает в противоречие с сиюминутными интересами государства, подписавшего ее, оно просто забывает о ней; но ее очень даже удобно вытаскивать на свет божий, едва интересы государства этого потребуют. Хотя наши часы неизменно идут по одному и тому же, гринвичскому времени, а на воротах пожоньской ратуши укреплен только один аршин.
Мировое сообщество государств могло бы дать международной жизни новые критерии, новые меры измерения, — но лишь при условии, что предварительно будет глубоко проанализирована история последних пятидесяти лет, проведено серьезное, основательное согласование требований, содержащихся в двух этих универсальных документах. Среди прочего, предстоит заново определить понятие суверенитета. Кроме того, нужно устранить противоречия между конституциями стран, входящих в мировое сообщество. После того как это произойдет, яснее станет, где пролегают необходимые границы терпимости и уступчивости (к которым принято относиться как к добродетелям), а если эти границы нарушены, то когда и кто должен браться за оружие и за какое оружие. При этом более четкую и конкретную форму примут не только гражданские права, но и обязанности граждан друг перед другом. Мы будем лучше знать, какова ответственность гражданина вообще и главы государства в частности перед другими людьми, да и само это понятие, «другие люди», будет не с околицей соседней деревни отождествляться. Тогда станет невозможной ситуация, когда отдельные штаты США сами решают, сохранить им смертную казнь или запретить, а отдельные государства, члены НАТО, ведут карательную войну против курдов. Эти новые критерии не были бы такими инструментами, которые можно повернуть то так, то этак, в одних случаях измерять, что целесообразно, в других — что порядочно. Суверенитет государств и неприкосновенность глав государств, следовательно, соблюдались бы лишь до тех пор, пока сами государства и их главы соблюдают единые для всего мирового сообщества правила игры. А сообщество демократических наций не признавало бы легитимность таких правил игры, которые опираются не на два универсальных документа. Когда это произошло бы, ни одного президента или премьер-министра уже невозможно было бы заставить вести с обычными преступниками и бандитами, во имя благородных целей, диалоги о справедливости и праве в мраморных, обставленных мебелью в стиле рококо залах, где, даже меняя каждый день цветы в вазах, все-таки не удалось бы рассеять тяжелый запах мужских тел, потеющих от мутных, нечистых страстей.
Все это я излагаю в условном наклонении, словно описываю какой-то несбыточный сон, сон-мечту, хотя первый толчок гигантского по своим масштабам изменения, несмотря на все несогласия и недовольства, уже произошел.
Старый мир сдвинулся со своих трухлявых устоев с десятилетним опозданием, но все же сдвинулся. Сдвиг произошел не в один день, и разработка системы ценностей нового порядка наверняка займет весь двадцать первый век. Европейские правительства отдают себе отчет в том, что Россию, каким бы тяжким балластом она ни висела на плечах у Европы, отныне нельзя отрезать от континента; точно так же и Соединенные Штаты понимают, что невозможно отрезать от всего остального мира Китай. Если же они, наперекор этой данности, все-таки захотят, в духе времен холодной войны, держать друг друга в постоянном напряжении, то тем самым обрекут самих себя на бездействие и не смогут решать даже проблемы (масштаб которых еще не известен) собственного населения. Для этого тоже есть немало шансов. Ведь те общественные институты и политические структуры, которые утвердились в годы холодной войны и, в смягченной форме, обслуживали критический период мирного сосуществования, — после падения берлинской стены остались почти нетронутыми и усугубляют негативные тенденции.
На протяжении минувшего десятилетия не было и ни на единое мгновение не возникало конструктивного диалога между двумя частями в прошлом двухполюсного мира, частями, обладающими различным опытом и различным, с точки зрения качества, человеческим знанием. А при отсутствии такого диалога не только в новых, но и в старых демократических странах распространяется ладанный дымок контрреформации, и в отслуживших свой срок структурах все яснее проступают механизмы антипросвещенческих традиций.