Трепет

Рядом с Викой Федора лихорадило, и он не хотел выздоравливать – его притягивало к ней, однако он точно знал, что ничего не будет и раз двадцать-тридцать повторял это себе, пока ехал в лифте после каждого очередного сеанса теплообмена. Рядом с Викой Федора лихорадило, он терял ощущение времени и пространства, говорил «quiero⁶» вместо «me gusta⁷», а еще не успел отскочить на приемлемую (в первую очередь, для него самого) дистанцию, когда на кухню внезапно вошел человек, из которого Вика, похоже, и высосала все яркое и жаркое, что слепило и плавило Федора на самых тяжелых уроках в карьере. Вика сказала, что это ее муж, которого зовут Леша, а Леше сказала имя и отчество Федора, после чего мужчины пожали друг другу руки, причем без особенной неприязни. Леша вынул из холодильника бутылку Велкопоповецкого и вернулся туда, где его вообще-то никогда раньше не было. Остаток занятия Федор провалил, и был готов к тому, что Вика в гневе откажется от его услуг, и даже какой-то маленькой не пропитанной флюидами частью своего мозга надеялся на такой исход, но Виктория только улыбалась и договаривалась о следующем уроке, на котором Федор намеревался пройти сравнительную степень прилагательных и наречий, а еще пересесть напротив клиентки и исключить какие бы то ни было телесные контакты.

На следующем уроке у них произошел секс.

9.

Федор пошел в школу в шесть лет, вышел из нее в семнадцать, а теперь пришел сюда в двадцать пять. Любовь к этому заведению у него развивалась по параболе: в первом классе Федор врывался в класс звонким белобрысым головастиком и сходу окружал себя настоящими друзьями, в одиннадцатом – мечтал слечь с температурой и горлом, лишь бы не посещать ненавистный террариум, однако вдали от города вспоминал школу скорее с теплом. Еще с отвращением, конечно, за то, что она совершенно не подготовила его ко взрослой жизни, высосала всю смелость и наградила коллекцией синдромов, но все-таки по большей части с теплом.

Утром того дня Федор дрожал, как будто в школе ему снова придется отвечать. У Пашки Чадова, с которым они потом курили на парадном крыльце, школа, оказывается, до сих пор вызывала тяжелую тошноту, зато Лерка Смирнова, напротив, чувствовала, как все прямо бешено трясется внутри, всякий раз, когда тусила в этом районе. Кроме Паши и Леры на сходку пришла только Зина Салепова – школьная летучая мышь, которой даже не было в чате, где договаривались о встрече. Зина изменилась сильнее всех – Лера просто стала крупнее и практически перестала перебарщивать с макияжем, а Чадов вообще остался самим собой и очки носил, кажется, те же самые, что в пятом классе, когда он присоединился к их дружному классу. Кассирша Ася не смогла вырваться на сходку, но тут Чадов нисколько не удивился: за все эти годы он не пропустил ни одной встречи выпускников, зато Ася пропустила все, удалилась изо всех диалогов, и странно, что сразу не удалилась из нового. Что-то с мужем у нее там такое. Непонятное.

Вообще Чадов еще на крыльце успел рассказать Федору столько, что тот подумывал не ходить в школу, а сначала пойти выскоблить куда-нибудь всю эту информацию, но Лера подоспела вовремя и, закатив глаза на Чадова, утолкала Федора в фойе, где их как раз и ждала утопившая голову в колоссальных оранжевых наушниках, а туловище – в ядовито-зеленом балахоне бывшая готка Зинаида Салепова. Зина скинула с себя наушники, в которых еще не потух Джей Бальвин, залучилась и кинулась ломать шеи своим одноклассникам – Федор оторопел, и у него как-то бешено все затряслось внутри, то ли от самих внезапных объятий, то ли от латинской музыки, из которой он чуть не выдумал знак, то ли от обезбашивающего фруктового запаха, заставившего его дольше и ближе положенного прижаться к ее волосам. Когда к Федору хотя бы частично вернулись сознание и слух, они все уже шли по лестнице на третий этаж, где и тогда, и всегда располагался выпавший им в классные кабинет географии.