Трепет

Встреча с классной руководительницей могла получиться душевной, но Федор не подготовился и толком не смог рассказать, как у него обстоят дела и чем он сейчас занимается. Ответ вышел хуже, чем на тройку. Пару минут прозапинавшись ни о чем, Федор с тупой улыбкой передал эстафету Лере и Паше, быстро отыскавшим темы для беседы, потому что их общий с географичкой мир прочно держался на трех разновеликих и при этом буквально сросшихся друг с другом китах: они обсуждали судьбы бывших одноклассников, судьбу школы, в которой нынче учатся совсем другие дети, и, естественно, судьбу города и страны. По второму и третьему пункту Федор вставлял безответные комментарии, но по большей части пыжился и потирал лоб, успевая при этом раз двадцать за минуту встретиться взглядом с молчаливой и предельно беззаботной Зиной, у которой классная по завершении диспута решила ради приличия тоже поинтересоваться о благополучии. «А я просто счастлива», – ответила Зина, после чего на кабинет обрушилась тишина, бултыхаясь в которой, каждый обдумывал целесообразность такого признания. Еще ведь и сказала так просто. Не меняясь в лице, не выдумывая себе высокий, противоестественный голос, которым принято заливать про «у нас все здорово». Как будто взаправду, отчего всем стало неуютно. Такие каминг-ауты здесь были не приняты, поэтому географичке пришлось включить тот самый голос и объявить, что она была рада увидеться, и что надо видеться почаще, и что у нее, к сожалению, скоро совещание, а так она была готова болтать с ними хоть до самого утра.

Совещания вроде как не было, по крайней мере, Василиса Андреевна о нем ничего не слышала. К учительнице русского и литературы Федор пошел один, в то время как остальная троица отправилась к директору, с которым у Федора на момент выпуска уже совсем разложились хорошие отношения. А вот Василиса Андреевна для Федора была главным человеком в школе: от нее он вышел стобалльником, что сыграло свою роль при поступлении, и фанатом всего связанного с языком, что покрошило его будущее в не слишком толковое, зато яркое и сладкое конфетти. Василиса Андреевна была единственным школьным преподавателем, методы которого Федор применял на практике – оба обожали доводить учеников до стыда за незнание, хотя настолько лютого взгляда и грозно звенящего голоса, как у Василисы Андреевны, Федор так и не выработал, видимо, в силу слабого характера. Василиса Андреевна была человеком, неумолимо нацеленным на результат, но Федор прекрасно понимал, что в условиях образовательного процесса иначе было нельзя, зато сейчас, спустя время, они смогут поделиться чем-нибудь живым и сокровенным. Сказать по правде, в школьные годы Федор был тайно влюблен в русичку, и теперь даже мог бы в шутку упомянуть этот неожиданный и приятный для обоих факт.

Василиса Андреевна проверяла сочинения десятиклассников и, не вставая, поприветствовала Федора, нелепо раздухарившегося по входе в самый любимый и гнетущий школьный кабинет. Василиса Андреевна не прерывала работу, говорила немного, своих вопросов практически не задавала, а Федору отвечала скупо и по существу. Тому, что Федор закопался в языках и сам преподает, она не удивилась и не посочувствовала, зато полюбопытствовала, как учат писать сочинения в столицах, на что Федор замямлил и завздыхал, быстро согнав последние проблески интереса к собственной персоне. Получилось, что Федор шел сюда на беседу, а получил очередной урок, за что, собственно, всегда и любил Василису Андреевну.

Ребята ждали Федора в фойе, но уже не в полном составе – загадочно дерзкая Зина Салепова, которую Федор, спускаясь по лестнице и пожевывая нижнюю губу, планировал позвать на какао, поехала домой, а, может быть, кстати, и не домой, вот только разницы в этом не было вовсе, потому что встретил ее такой большой, загорелый и подкачанный муж на желтом Мини Купере. Зато Федору не пришлось переносить занятие с Лизкой, жившей, оказывается, в том же направлении, что и Паша Чадов. Федору повезло, что Паша первым рассказал о своем маршруте до дома, так что в завершение тусовки Федор соврал одноклассникам, пожал и приобнял, дождался, пока они совсем скроются из виду, а затем в одиночку поплелся на трамвайную остановку.

10.

Жизнь Федора слоилась. Перфект столиц оказался зажат между двумя плюсквамперфектами старого города, а вокруг нанесли тонкую скорлупу свежих, пока не осмысленных впечатлений.

«Antes, – показывал он за спину большим пальцем, – vivia en San Petersburgo y un poco en Moscu, pero ahora vivo aqui⁸». После вопроса «?Por que э-э… Ну… Почему вы вернулись?» он постоянно пожимал плечами, приговаривая «No se⁹», а Платону и Лизке почему-то еще со вздохом сообщал: «Соскучился, наверное».