Трепет

– Ну чего там Лизка? Прогресс какой-нибудь есть?

Если и был, то минимальный. Упражнения Лизка выполняла скорее наобум, слова учила прямо на занятиях, аудио слушала вполуха и не понимала до тех пор, пока Федор не переводил на гоблинский испанский. О себе рассказывать не любила – за ежеурочным вопросом о времяпрепровождении следовал ежеурочный ответ c глаголами dormir и comer¹¹. Интеллектуальные игры Лизку тоже не увлекали: Федор чувствовал себя плохим шутом и со временем практически отказался от интерактива на занятиях, предпочитая заваливать ученицу однообразными грамматическими упражнениями, благодаря которым она не усваивала, но хотя бы зазубривала правила построения предложений.

– Да, безусловно, Лиза старается… – как болванчик, ритмично кивал преподаватель. – Сегодня вот конструкцию разбирали, все получилось вроде… Надо учить, конечно, без этого никак, – выдохнул Федор, обрадовавшись, что смог донести до Льва Сергеевича мысль о необходимости кропотливой домашней работы и при этом не лопнул от страшного напряжения. Лев Сергеевич тоже выдохнул, соорудив по пути пару дымных колец.

– Это понятно все. Заниматься надо. Только время где брать?

Федор еще раз огляделся и увидел, что времени в городе неиссякаемые источники. Время отсюда можно было экспортировать в столицы вагонами и танкерами, лишь бы только оно побыстрее утекло, и город приблизился к настоящему.

– С утра работа: иногда в пять утра подрываемся и гоним на вызов, – продолжал Лев Сергеевич. – Вечером хоть подохнуть, а еще покачаться сходить надо, за продуктами заехать да приготовить что-нибудь, чтобы не сдохнуть тут с голоду.

Федор встретился с ним взглядом и быстро выкинул его в сторону, но Лев Сергеевич уже успел схватить немой вопрос, прищурился, затянулся и поведал:

– Мамка наша на Кубе сидит. С доном Педро.

Рассказ на этом закончился. Теперь Лев Сергеевич сам отвернулся и пробуравил второе отверстие на тротуаре, после чего спросил Федора, есть ли у него жена или, может быть, подруга, заставив того выполнить очередное дыхательное упражнение и на ходу разобраться в ситуации, которую он до этого предпочитал оставлять на пороге викиной квартиры.

Вика к тому моменту сдвинула время занятий, и перед Федором открылись все комнаты ее квартиры. В обеих комнатах они пробовали учить язык, но получалось с каждым разом все хуже: начинали урок со спряжения неправильных глаголов, а потом доходили до querer¹² и внезапно оказывались без ничего прямо друг у друга в объятиях. Вика царапала его и впивалась, кричала и расшатывала мебель – преподаватель старался быть осторожнее в силу понятных обстоятельств. При этом викиного мужа Федор боялся совсем немного: он был уверен, что женщина, организовавшая измену, все предусмотрела, поэтому ни разу не задавал ей лишних вопросов, а просто вставал с кровати или с пола по истечении полутора часов, спокойно застегивался и желал ей buenas noches¹³. Но так повторялось уже недели три-четыре-пять, и Федора капельку подмывало прояснить происходящее – он хотел совершенно сдружиться с собственной совестью и, наверное, помочь Вике, раз уж жизнь ее с мужем была слишком горькой и безрадостной.

Лев Сергеевич сказал, что если девушка хорошая, то почему бы с ней и не этого того, даром что она ученица или, как теперь называл ее сам Федор, клиентка. Федор охотно согласился и покинул философа с улыбкой на лице, которая, правда, оказалась легко смывающейся. Про мужа Вики Федор почему-то не упомянул, так что совет Льва Сергеевича можно было утилизировать сразу по выходе из подъезда. Только мусорки там не оказалось, так что Федор понес это мыслезаключение дальше, высасывая из него последние сахарные крупицы беззаботной, неразборчивой и невдумчивой любви.

12.

Был день, когда Федор отменил занятия с Платоном, чтобы сходить сразу в два клуба. Дискуссионный располагался на Станиславского, а ночной – около кинотеатра «Мир», на пересечении проспекта Ленина и Нефтяников. До отъезда из города Федор успел посетить только первый, а во второй не согласился бы пойти, даже если бы его туда позвала любимая девчонка из класса. В клубе «Небо» тусили отморозки вроде Саньки Егорова, или одноклассника Федора Таймаса, носившего в школу пистолет и напрочь пропахшего насваем, а потом переехавшего в какую-то спецшколу, где все это считалось нормой. По понедельникам в классе только и говорили, что про «Небо»: из уст в уста курсировали классические горячие истории, в которых регулярно происходила перемена имен, но не событий. Федор легонечко завидовал героям похождений, однако страх вкупе с интеллектуальным превосходством позволили ему практически безболезненно пережить отсутствие танцев, секса и алкоголя, особой любовью к которым он в итоге так и не воспылал.