Трепетные птички

Только теперь Катя поняла, почему на нее рассердились гуси. Она взглянула исподтишка на Аактю и столкнулась с недовольным взглядом гусыни.

— Держись подальше от людей, если не хочешь, чтоб тебя зажарили с черносливом в заднице! — проворчала Аактя и отвернулась.

От стыда Кате хотелось броситься вниз и провалиться сквозь землю. Гуси летели вперед, скрашивая путешествие пустяшной болтовней. Птицы делали вид, что не замечают Величкину. Конечно, будь они и впрямь равнодушны к ней, Ансер не бросился бы спасать ее от парашютистов, под видом которых могли маскироваться птицеловы и охотники. Однако обида не становилась меньше.

Впереди низко навис над землей фронт облаков, протянувшихся на весь горизонт.

— Придется взять выше, — прокричал Гангсер.

— Дышать совсем будет нечем, — ответил ему кто-то из стаи.

— Лететь через морось и водяные пары еще хуже, — Ансер поддержал решение вожака.

Они врезались в марево. Величкиной показалось, что она летит сквозь громадную турецкую баню, только с холодным паром. Стая прошила насквозь первые сполошные облака и вынырнула над поверхностью клубящегося фронта. Солнце, нежаркое и ласковое, встретило их. Птицы ответили одобрительным гоготом. Частицы воды и кристаллики льда, из которых состояли облака, ловили солнечные лучи и сияли миллионами крошечных звездочек, создавая иллюзию, что облака светятся изнутри независимо от солнца. Одни излучали молочный свет, другие окрасились в нежно-розовые тона, третьи в голубые, отдельно держались насыщенные мрачноватой синевой, а все вместе они создавали ландшафт сказочного континента, населенного метаморфозными великанами. Катя любовалась ими с восторгом, словно от их созерцания и внутри нее разгорались миллионы звездочек, наполняя все ее существо умиротворяющим светом. Казалось, что следить за облаками можно до бесконечности. Их движения завораживали так же, как досужего наблюдателя завораживают огонь или журчащая вода.

Но это чувство оказалось ложным. Костер или ручей надолго притягивают взгляд, но на периферии зрения все же остается разнообразие. А зрелище бескрайних облаков сколь ни было красивым, но все-таки приелось. Глаза утомились и словно пробудили чувство усталости. Предплечья, поясница и бедра напомнили о своем существовании, с каждой минутой эти напоминания становились настойчивее и вскоре превратились в жгучую боль. Хотелось подтянуть ноги к животу и улечься калачиком, чтобы дать отдохнуть растянутым мышцам. Каждый взмах крыльев превращался в муку. Суставы в предплечьях грозились выломиться. Легким не хватало кислорода.

Они летели долго, очень долго. Вдогонку за ускользающим днем. И чем больше они старались, тем быстрее солнце убегало от них, пока не скрылось за наступавшей с юго-западной стороны черной армадой. Тучи двигались плотным строем, с бездушной жестокостью подминая разноцветные облака. Периодически в недрах армады громыхало, и белые молнии выстреливали зловещими зигзагами.

Разговоры прекратились. По сосредоточенным глазам Величкина поняла, что усталость, страх и боль мучают всех, а не ее одну. И все нуждаются в отдыхе и кормежке. Катя надеялась, что Гангсер поведет стаю вниз, но вожак упрямо двигался вперед, и клин тянулся за ним. Величкина боялась, что рухнет камнем вниз прежде, чем гуси позволят себе передышку. Она вспомнила девушку, которую Найман обозвал курицей, и позавидовала незнакомке. Нужно было не жалеть себя, заниматься спортом, питаться здоровой пищей и не поддаваться на провокации Ефима Берковича. «Вы счастливый человек, вы рождены летать! Миллионы людей даже не подозревают, какое это блаженство — свободный полет!» — вспомнила Катя слова наставника.

«Дура! Дура! Дура! — ругала себя Величкина. — Вот будет тебе блаженство, когда грохнешься вниз с несусветной высоты и превратишься в гусиный паштет!»

Незнакомая гусыня, летевшая впереди, начала отставать. Летевшим за ней поневоле пришлось притормаживать. Взмахи крыльев птицы стали неуклюжими. Она издала хриплый, нечленораздельный крик, на мгновение замерла и вдруг рухнула вниз. По стае прокатилось тревожное гоготание. Катя следила за падающей гусыней, за неловкими попытками птицы уцепиться за ускользающий воздух, за беспорядочным хлопаньем крыльями, от которого беспомощное тельце лишь кувыркалось. Больше всего Величкина боялась встретиться взглядами и все же не могла заставить себя отвести глаза в сторону. Гусыня провалилась сквозь розовое облачко и скрылась из виду.

Стая еще гоготала, но уже подтянулась, от пропавшей птицы даже места свободного не осталось. Гангсер летел вперед, как будто случившееся — не более чем повседневная мелочь, недостойная внимания. Величкина всхлипнула, от нахлынувшей жути желудок скрутился жгутом. Превращение в гусиный паштет есть отнюдь не абстрактное размышление, а реальность, от которой ее отделяет лишь один неловкий взмах уставшего крыла.

— Под нами город, — послышался голос вожака. — Осталось немного. Город кончится, и мы спустимся вниз в речную долину.