Трещина во времени

— Ну конечно, ты запросто вышвырнешь меня вон, верно, малыш? — само предположение о такой возможности было смешным и нелепым, однако дети увидели, как четверо охранников, до этого державшихся в тени, немедленно выдвинулось ближе к ним.

— Полно, милые крошки, — голос продолжал убаюкивать, — я даже представить не могу, что мне придется прибегнуть к физической силе, но вам несомненно пойдет на пользу, если вы заранее поймете, к чему приводит сопротивление. Видите ли, вам очень скоро станет ясно, что и спорить со мной не о чем. У вас не просто не останется повода сопротивляться, вы вообще не захотите ни о чем спорить! Потому что глупо спорить с очевидным и пытаться противиться помощи того, чье сокровенное желание — спасти вас от любых тревог и неприятностей! И не только вас, но и всех остальных жизнелюбивых и деятельных граждан, населяющих эту планету! Ибо я со всей решимостью и присущей мне силой готов взять на себя всю тяжесть душевной боли, ответственности и необходимости принимать решения.

— Большое вам спасибо, но мы как-нибудь сами примем решения за себя, — ответил Чарльз Уоллес.

— А как же иначе? Но наши решения будут общими — ваши и мои. Неужели вам все еще невдомек, насколько проще и легче станет их принимать? Давайте посмотрим. Возьмем хотя бы таблицу умножения.

— Нет, — воспротивился Чарльз Уоллес.

— Одиножды один равно один. Одиножды два равно двум. Одиножды три равно трем.

— У нашей Мэри был баран! — выкрикнул Чарльз Уоллес. — Собаки он верней!

— Одиножды четыре равно четырем. Одиножды пять равно пяти. Одиножды шесть равно шести.

— В грозу, и в бурю, и в туман баран бредет за ней!

— Одиножды семь равно семи. Одиножды восемь равно восьми. Одиножды девять равно девяти.

— Любит наш Питер тыкву поесть, а еще у Питера женушка есть…

— Одиножды десять равно десяти. Одиножды одиннадцать равно одиннадцати. Одиножды двенадцать равно двенадцати.

Мэг почувствовала, как последовательность чисел затуманивает ее мысли. Они как будто стягивали цепью отупевший мозг.

— Дважды один равно двум. Дважды два равно четырем. Дважды три равно шести.

Голос Кельвина сорвался на отчаянный крик:

— «Восемь десятков и семь лет назад наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными!»

— Дважды четыре равно восьми. Дважды пять равно десяти. Дважды шесть равно двенадцати.

— Папа! — завизжала Мэг. — Папа!!! — этот наполовину бессознательный вопль вырвал ее разум из пелены гипноза.

И тут же монотонное чтение таблицы умножения сменилось разнузданным хохотом.

— Превосходно! Чудесно! Вы расцветили свои первичные тесты самыми неожиданными оттенками!

— А вы что же, решили, что мы, как и все прочие, поддадимся на ваши шутки? — сердито спросил Чарльз Уоллес.

— Ах, я искренне надеялся, что этого не случится. Но с другой стороны, вы все еще так молоды, а чем человек моложе, тем легче поддается внушению, мой малыш. Чем моложе — тем легче!

Мэг опасливо глянула на его красные глаза, на пульсирующий под потолком свет, и снова потупилась. Она попыталась сосредоточиться на губах, на двух почти бесцветных узких полосках, и это показалось ей более простой задачей, хотя она по-прежнему не смогла бы сказать, какое у него лицо: молодое или старое, жестокое или злое, да и вообще похож ли он на человека.

— С вашего позволения, — вмешалась она, отчаянно стараясь сдержать дрожь в голосе, — хочу уточнить, что мы решили заглянуть сюда исключительно в надежде найти нашего папу. Вы не могли бы подсказать, где он?

— Ну конечно, ваш папа! — голос словно взорвался восторгом. — Еще бы, ваш папа! Тут, видите ли, точнее будет сказать, не смогу ли я — но скажу ли я?

— Так вы скажете?

— Это зависит от множества обстоятельств. Зачем вообще вам нужен ваш папа?

— А у вас самого разве не было папы? — удивилась Мэг. — Папа не нужен зачем-то. Он нужен вам просто потому, что он ваш папа!

— Ах-ах, но что-то в последнее время он вел себя не совсем так, как полагается настоящему папе, верно? Оставил на произвол судьбы жену с четырьмя малютками, а сам пустился во все тяжкие, на поиски приключений!

— Он выполнял задание правительства. Иначе он ни за что бы нас не оставил. И мы очень хотим его увидеть. Пожалуйста, покажите нам его! Прямо сейчас!

— Ах, ну до чего нетерпелива эта юная дама! Терпение, терпение, девушка!

Мэг было не до того, чтобы объяснять этому человеку в кресле, что терпение не входит в список ее достоинств.

— Да, кстати, — как бы невзначай добавил тот, — я совсем забыл предупредить вас, детки, что вам нет нужды объясняться со мной словами. Я отлично понимаю вас без слов точно так же, как и вы меня!

Но Чарльз Уоллес сердито подбоченился и возразил:

— Слово, произнесенное вслух, стало главной победой человека! И я не собираюсь отказываться от этого преимущества, особенно когда речь идет о тех, кто не заслуживает доверия! — однако его голос дрожал. Чарльз Уоллес, мальчик, которого до сих пор никому не удавалось расстроить всерьез, был явно на грани слез.

— А мне ты, стало быть, не доверяешь?