Трещины и гвозди

– Будет повод приехать к Роудс в гости и починить, – с деланой наглостью продолжает Мартин.

– Иди ты, – беззлобно произносит она, но улыбается Итану. – Если хочешь, я склею его сама, только скажи где.

– А меня ты так не клеила, – Лайл, явно пребывая в хорошем расположении духа, смеется.

Продолжая перебрасываться дурацкими шутками, они садятся в машину. Мартин хлопает себя по карманам толстовки в поисках ключей, а потом весело усмехается:

– Спасибо Роудс, теперь я пропах пивом, и вам с этим жить.

Кривая ухмылка ложится на ее губы, острая шутка для ответа уже живо зреет в голове, но тут Адрия спотыкается о другую мысль, спотыкается и летит в черную дыру своего сознания. Она мрачнеет в лице, застывает вполоборота, прокатывается по Лайлу катком тяжелого взгляда:

– Ты же пил, – неожиданно сурово для самой себя и для этого дня произносит она. – Собираешься за руль?

Мартин теряется от столь внезапного замечания, цепенеет и застывает на сиденье, точно пытаясь понять, не разыгрывают ли его этой деланой серьезностью. Но даже Итан на заднем сиденье замолкает, прекратив вести свои расчеты.

– А есть другие варианты?

– Лайл, я серьезно! – ее голос вмиг возвращает себе все стальные нотки, растерянные на этом поле. Трещат оборванные мысли, звенит напряжение. Скорости, с которой Роудс переходит из одного состояния в другое, позавидовали бы любые марафонцы. Но впервые за день она выпадает из своей отрешенной легкости, и это падение оказывается болезненным. И первое, за что Адрия успевает зацепиться, оказывается крамольная мысль, что Мартину не стоило пить.

– Какого черта? – он кривится. – Мы пили вместе. Что с тобой, Роудс?

Адрия заводится с пол-оборота, вытягиваясь в натянутую тугую струну.

– Что со мной? Что с тобой! Ты пьян, а у тебя в машине младший брат!

Взгляд Мартина вмиг наливается свинцовой тяжестью, кажется, он наконец понимает, что это не глупый розыгрыш или шутка. Адрия чувствует, как происходящее крошится и ломается под этим взглядом. Как хрупкий лед трещит. Она сделала первый шаг, но идти по этому льду Мартину.

– Это всего лишь банка пива. Ерунда, – цедит сквозь зубы Лайл, с видимым усилием пытаясь сохранять спокойствие.

Но уже поздно, лед уходит из-под ног, и все сыпется. Адрия вмиг вспоминает, с кем имеет дело. Вспоминает, что не должна была никогда оказываться в этой машине и проводить с этим человеком день. Она разбивается об аргумент Мартина и беспомощно открывает рот. Вот что для таких людей, как Лайл, означают правила – ерунду. Это Адрию за нарушение правил полоскают мыслимыми и немыслимыми последствиями, а таким, как Мартин Лайл, все сходит с рук. И чертова банка пива, и правила.

Ничего ведь не случится.

Это таких, как Роудс, за подобную неосторожность лишили бы прав. Это Роудс бы попрекнули тем, что она может кому-то навредить, – и обязательно навредила бы.

Она скалится, забывая про Итана на заднем сиденье и прекрасную атмосферу беззаботности, в которой они с Лайлом увязали буквально десять минут назад.

– Ты эгоист, Мартин! Это твой брат!

– Слушай, Роудс, – парень хрипит, еле сдерживаясь. Ему нужно едва ли больше Адрии, чтобы сорваться с места в бездонную злость. – Прекрати строить из себя святую. Если не нравится, можешь идти пешком. Итан поедет со мной.

Адрия хватается за ручку машины, чтобы тут же выскочить из нее, но в следующую секунду осекается.

Чем это чревато?

Она оставит Итана в машине одного.

Она будет вынуждена искать путь домой сама. Она ведь даже не представляет, где они находятся и сколько километров по бескрайним полям ей придется преодолеть до Рочестера. Даже не уверена, что заряда аккумулятора на ее старом телефоне хватит, чтобы добраться до ранчо.

И Адри медлит, не решаясь дернуть ручку двери.

Раньше ей требовалась решимость, чтобы остаться. Теперь ей требуется решимость, чтобы уйти. Что произошло? Может быть, она все-таки похожа на мать, которая оголтело гонится за комфортом?

Адрия не знает. Скрипя зубами, она думает, что еще не поздно выскочить из машины и сбежать, но не двигается с места, впитывая эту неловкую тишину всем своим существом. Мартин ждет, но, получив очередной молчаливый ответ, заводит машину и трогается с места.

Адрия отводит немигающий взгляд и, пытаясь унять злость, разглядывает приборную панель. Идеально ровные линии, округлые кнопки, циферблаты под полированным стеклом. Вот бы в жизни все было так же просто – нажимаешь на кнопку, и свет озаряет будни, щелкаешь переключателем, и где-то внутри включается подогрев. Поворачиваешь ключ в замке зажигания, и затухают все чувства.

Но ее жизнь – не автомобиль, не управляемая машина с понятной логикой. Только если двигатель внутреннего сгорания. Все сгорает внутри, и энергия ненависти позволяет двигаться. Жить.