Трещины и гвозди

– Он презирает меня, если я проигрываю, – хмыкает Мартин. – Презирает мать, если она говорит о том, что скучает. Итана он презирает просто так. С тех пор как бросил нас, отец почти с ним не разговаривает.

«Кто-кто, а Итан этого не заслуживает, – с горькой печалью думает Адри – Мальчишке скоро одиннадцать, и чем старше он будет становиться, тем сложнее ему будет вписываться в окружение. В те моменты, когда никого не окажется рядом, ему не поздоровится. И этот факт угнетает».

Что-то живое внутри Адри содрогается в невольном сочувствии. Она приобнимает колени, косясь на Лайла:

– Давно он уехал?

Мартин покачивает челюстью, с неохотой подбирая слова:

– Почти полтора года назад. Нашел себе молодую девчонку и помчал на поиски лучшей жизни в Чикаго.

– И что, нашел? – резковато произносит Адрия, но мысленно одергивает себя. Раздражение прорывается наружу въедливыми ядовитыми нотками. Как ржавчина, они трогают все слова, что в ней рождаются.

– Черт его знает, – все так же хмуро отзывается Мартин. – Во всяком случае, здесь ему не рады. Каждый его визит выглядит… Так.

Адрия понимает, о чем он хочет сказать. Она могла бы рассказать, как выглядят визиты ее отца домой, но молчит.

– Значит, к лучшему, что он свалил, – задумчиво произносит она. Она бы хотела, чтобы ушел и Адам. Вместе с Амандой Адрии жилось бы совсем неплохо – они бы не ждали подвоха, не притихали, когда открывается входная дверь. Они, может быть, даже смогли бы вдохнуть уют в дом на ранчо.

Может быть, где-то на горизонте маячит новый срок для Адама, и когда-нибудь фантазия станет явью.

– К лучшему. Но он все еще часть нашей жизни. И от этой части сложно избавиться, когда про твоего отца трубят на каждом углу.

Адри вспоминает, как трепетно медсестра в школе отзывалась про Лайла-старшего: «Твой отец – уважаемый человек, и мы знаем, что не стоит беспокоить его зря».

Роудс сложно представить, каково это, когда твоего отца уважают. Когда уважение кого-то распространяется и на тебя, закрывает щитом от чьих-то нападок. На Адрию ложилась лишь глубокая тень поступков родителей. Порицание, которое люди были готовы транслировать сквозь поколения, лишь бы найти подходящую жертву.

Адри вздрагивает, отряхиваясь от сотен чужих слов, осевших в памяти. Слов, которые не приносят ни облегчения, ни понимания, – только боль. В ответ на тягучий скрип капота «Понтиака» под их весом в ней рождается вопрос:

– Почему ты позволяешь ему обращаться с тобой, как с пустым местом?

И снова Адрия заглядывает в собственные слова, как в зеркало.

Но ей интересен ответ Мартина. Она не отводит от него глаз, а Лайл лишь переводит взгляд глубже в темноту.

Почему ты позволяешь ему обращаться с тобой, как с пустым местом, Адрия?

У них обоих нет ответов.

Не сговариваясь, они оба поднимают взгляд к небу, пытаясь отыскать ответы хотя бы там.

Глава 17

Спустя неделю

За прошедшую неделю они говорят мало, но много наблюдают друг за другом, точно все еще надеясь найти ответ на тот самый вопрос.

Но поздним вечером среды на окраине Рочестера они уже не ищут никаких ответов. Или им так кажется.

Адрия прижимается затылком к холодному стеклу и запускает пальцы в волосы Лайла, больно натягивая пряди. На секунду он останавливается, отзываясь на эту боль глухим рычанием, но тут же его губы с новой силой впиваются в ее кожу, оставляя алые следы. Адрия прогибается вперед, подставляя шею. Наутро придется замазывать засосы тональным кремом.

Ни к чему порождать новые слухи. Их столкновение с Лайлом сделало ее сильнее, их связь с Лайлом ее лишь ослабит. Как вода точит камень, так отношения с Лайлом подтачивают фундамент ее независимости. Только они оба – камни, и неясно, кто сточит зубы первым.

Мартин снова настигает жадным поцелуем ее шею. Адрия вздрагивает от резкости и, утягивая парня за волосы, заставляет подняться выше. Их губы встречаются в жадном поцелуе, но вместо намерения уничтожить Лайла в этом поцелуе Адри ощущает предательское тепло. Чувствует внутреннее содрогание, с которым ее тело реагирует на близость.

Адри вновь пытается подумать про тональный крем и то, как стащить его у Аманды, оставшись незамеченной, но тепло, переходящее в жар, быстро увлекает ее далеко от этих мыслей.

Окраины Рочестера уже давно погружены в вязкую тьму и не выдают чужих секретов. В кварталах среди частных мастерских и пустеющих зданий едва заметна жизнь – несколько блеклых фонарей на всю улицу, давно погасшие вывески редких магазинов и слабо заметное шевеление в салоне серебристого пикапа Мартина Лайла. Молчаливым свидетелем светится лишь зеленый крест аптеки.

Мартин отрывается от Адрии, чтобы вдохнуть поглубже и поднять на нее темный мутный взгляд. Иногда Адрия боится этого взгляда, иногда думает, что она смотрит так же – невидяще, слепо, будто пеленой затянулся взор, и теперь остается только чувствовать. Не видеть.

– Мать уехала к тетке в Мичиган на неделю, – Лайл выдыхает горячие слова в ее ключицы. – Можно поехать ко мне.