Трещины и гвозди

Адрия опускает взгляд, разглядывая свои руки, которые все еще немного дрожат. Буквально час назад она лезла этими руками в пасть питбуля, пытаясь доказать собственному отцу, что не боится. Но она до сих пор боится. Только теперь кроме страха Адрия ощущает еще и неуместность. Замешательство. Она попросила помощи у человека, который не должен ей помогать. Более того, кого не стоит просить о помощи.

Если есть наименьшее из двух зол, существует ли наименьшее из двух неловкостей?

Ситуацию спасает Итан. Когда через десять минут он спускается в своей нелепой пижаме с самолетами, Адрия оборачивается и невольно улыбается. Он вдруг кажется ей даже более беззащитным, чем в их первую встречу.

Итан растерянно улыбается в ответ и поглядывает в сторону брата, но тут же деловито садится на диван рядом с Адри.

– Что ты тут делаешь? – серьезно, но дружелюбно спрашивает мальчишка, заглядывая ей в глаза.

– У меня… – Адрия медлит и кратко оглядывается на Мартина. – Кое-какие проблемы. Твой брат помогает мне.

– Как ты помогала мне? – замечает Итан, важно кивая, точно сразу понимает, о чем речь.

Роудс смущается, но заставляет себя вложить в голос чуть больше уверенности:

– Да, вроде того.

Неловкая пауза застывает в воздухе. Мальчишка изучает ее взглядом, собирая какую-то известную лишь ему одному мозаику мыслей, а Адри глядит на него растерянно – как ребенок, на месте которого вдруг оказывается она. И, как и любой ребенок, она не хочет отвечать на вопросы.

Но Мартин вмешивается, прокатываясь по тишине катком тона, который не потерпит возражений:

– Ужин.

Итан бросает взгляд на часы, точно сверяясь с расписанием, и кивает. А дальше этот нелепый мальчишка делает странное – берет Адрию за руку и ведет за собой. Адри едва заметно дергается от теплого прикосновения к своей ладони, реагирует не сразу, но не сопротивляется – поднявшись с дивана, послушно следует за Итаном к кухонному столу.

– Когда у человека стресс, важно хорошо есть, – серьезно замечает мальчишка. – Чтобы нормализовать баланс питательных веществ и витаминов в организме.

Адри прикусывает губу, не зная, что ответить. Внутри нее пусто. Ни питательных веществ, ни витаминов и уж тем более никакого баланса. Вся она сгибается под тяжелым грузом своего прошлого, под чужим мнением, бесформенной массой дурных ожиданий. Груз давит на нее, не позволяя найти равновесие, вдохнуть глубже. И в клетке несостоявшегося вдоха Адрия ощущает лишь тупую неловкость. Что она здесь делает?

Вызывает неловкость у других.

Но, опуская взгляд, она замечает на столе тарелки с пиццей. Три тарелки. И груз соскальзывает с плеч, позволив ей медленно набрать в легкие побольше кислорода.

– Давайте есть, – произносит Мартин все так же отстраненно, но сразу добавляет: – К черту стресс.

Если бы не существовало всего мира, существовали бы они – как нечто целое, не разбитое вдребезги, не склеенное наспех подручными средствами, сиюминутными реакциями, мгновенными выпадами.

Однако мир существует.

Адрия пялится в телевизор, чувствуя на себе долгий взгляд Мартина. Она не оборачивается, боясь встретиться с его глазами, понять, чего в них больше – осуждения или принятия, презрения или симпатии. Выверенного по граммам безразличия или все того же горючего интереса.

Она много думала о Мартине последние дни. О нем и о том, что в нем не так много зла, сухого, выверенного по граммам расчета или злорадства на острие ножа. Ведь он не похож на Адама, который выжмет из тебя все соки и оставит пустотелую оболочку иссыхать на ветру. Не похож на Чарли, который получает удовольствие от чужого падения на склизкое дно. Кажется, что удовольствие Лайлу приносят совсем другие вещи.

Мартин касается ее подбородка пальцами, и касание это расходится в Адри волнами неловкости. Два пропущенных вдоха, ритмичное эхо в глубине грудной клетки. Замешательство. Она не шевелится, разглядывая вблизи разбитые костяшки его пальцев. Засохшая кровь, покрытая корочкой. Нападение или оборона?

Он замечает ее взгляд и опускает руку ниже, дотрагиваясь до ключиц.

– Пойдем наверх, – произносит Мартин своим бархатистым глубоким голосом.

Адрия вглядывается в его глаза, пытаясь разглядеть в них муть – темную пелену того вечера. Черную бездну, в которой нет ничего, кроме желания остаться победителем. И ничего не находит.

Она не отвечает, но медленно поднимается с дивана, оглядываясь на заснувшего перед телевизором Итана.

В комнате Мартина царит мрачная полутьма, и только неоновый ночник слабо освещает цветными переливами отдельные частности – фотографии на комоде, на которых не разглядеть лиц, кубок на полке, несколько медалей на стене.

Цвета ночника сменяются в плавных переходах.

Желтый.

Комната кажется просторной, уютной. Адри оглядывается, но успевает сделать всего несколько шагов по мягкому ковролину от двери до центра спальни, когда Мартин настигает ее поцелуем. Аккуратным, неуверенным, словно уточняющим. Но что он хочет знать?

Красный.

Не злится ли она?

Но она сама написала ему первой.

Не боится ли она?

Но она сама пришла в этот дом.