Трещины и гвозди

Мартин не понимает. Ему кажется, что реальность сорвалась с места и стремительно уносится вдаль, а он не успевает запрыгнуть даже в последний вагон. Часть его все еще осталась на той паршивой парковке, на которой Адрия Роудс содрала с него покровы, а потом сгинула в пепле, чтобы возродиться вновь, как чертов феникс.

Адрия нагибается над столом вместе с кием, а потом резко меняет траекторию, и кий резко проносится в сантиметре от паха Чарли. Чарли застывает, неосознанно воображая себе эту боль, которая пронеслась всего в сантиметре от его причиндалов, а парни вокруг издают протяжное сочувствующее: «Оуу».

И Мартину не хватает самообладания, чтобы сдержать улыбку.

Когда игра разгоняется, уже половина шаров оказывается в лузах, а Мартин лидирует всего на один шар. Едва ли он думает поддаваться, но партия у него не ладится. Рука срывается, и кий скользит по столу впустую, или Мартин, наоборот, бьет слишком сильно, и шары разлетаются в разные стороны.

Но вместе с игрой разгоняется и Адрия.

– Чарли, в прошлый раз ты обещал угостить меня вином, – она не злится и не бросается на них с агрессией, она делает нечто большее, бьет исподтишка. – Ты же не из тех ублюдков, которые не держат слово?

Мартину достается ее выразительный острый взгляд, и парни усмехаются. Лайл хмуро косится на них, явно ощущая, как градус абсурда растет и все происходящее превращается в сюр.

Клоунада Чарли только усугубляет ситуацию:

– Мадемуазель, сейчас же раздобуду вам бутылку самого крепленого.

– Хороший мальчик, – Адрия ядовито улыбается из глубины своего хтонического сарказма, и единственное, чем может ухудшить ситуацию, – потрепать Чарли за ухом.

Впрочем, Чарли не стал бы сопротивляться – ради издевки он готов пойти так далеко, что загавкает прямо здесь, весело виляя хвостом в ожидании кости. Только кто из них сегодня окажется закуской – тот еще вопрос. Потому что Мартин не находит ни нужных слов, ни желания включаться в этот абсурдный диалог, и все, что он делает, – лишь катает шары из одного угла в другой, в то время как Адрия Роудс планомерно движется к победе. Если победой считается погружение на самое дно.

Она выпивает бокал вина, сидя на зеленом сукне бильярдного стола, и Мартину приходится отказаться от удобного удара, чтобы не сойти за докучливого зануду, который попросит девчонку убрать зад со стола и не паясничать.

Конечно же, Мартин Лайл этого не сделает.

Вместо этого он бьет по шару у самого борта, и тот, без шансов на успех, лениво прокатывается мимо лузы, ударяясь о другой борт.

– Стоит лучше выбирать, куда бить. – Роудс весело покачивает голыми ногами в воздухе и спрыгивает со стола.

– Разберусь, – глухо отзывается Мартин, зная, что не оправдывает ожиданий ни зрителей вокруг, ни своих собственных.

Адрия бьет и тоже терпит неудачу.

Партия стремится к концу. На столе остаются три шара Мартина, четыре шара Адрии и черный шар, за который они еще должны побороться. Лайл пытается собраться с духом и убедить себя, что хотя бы в чертовой бильярдной партии он не может продуть так просто. И у него получается – он хладнокровно загоняет два шара подряд, абстрагируясь от комментариев приятелей и Адрии, которая вызывающе натирает бильярдный кий мелом.

– Давай, Мартин, разбуди в себе чемпиона, ты же помнишь, что слить девчонку не так уж сложно, – говорит Роудс, и утробный гогот своры вновь сотрясает зал. Они ловят каждую брошенную кость, а Мартин с каждой фразой Адрии ощущает жар, как от хлесткой материнской пощечины. Эти удары сыплются один за другим, зудят на коже, сливаются в жаркую агонию, у которой нет ни начала, ни окончания.

– Только если эта девчонка не желает, чтобы ее слили, – он сжимает челюсти и прикладывается к почти полной бутылке в тщетной попытке залить жжение внутри теплым пивом.

Адрия холодно улыбается и кивает ему на стол:

– Твой ход.

Мартин сурово обводит Роудс взглядом, окончательно выпадая из роли и не скрывая того, что все происходящее ему крайне неприятно. Прицеливаясь к своему последнему шару, он чувствует, как внутри все закипает и кипяток вот-вот прожжет оболочку терпения. И он уже видит, как хватает Адрию за руку, как выволакивает ее из чертового бара и рычит, спрашивая, что за цирк она здесь устроила. Роудс в свою очередь смеется ему в лицо, уточняя, а какое его дело. И Мартин думает, что знает ответ, хотя на самом деле никакого ответа у него нет.

И поэтому он молчит. Молчит и ударяет по своему последнему цветастому шару так сильно, что тот резво отскакивает от борта, влетает в черный шар, и черный шар с грохотом проваливается в лузу.

Мартин Лайл проигрывает.

Но, как ни странно, этот проигрыш не отзывается внутри ни разочарованием, ни злостью – только облегчением. Эту новую пощечину он хочет так сильно, что словно помогает Адрии занести для удара руку.

Но Роудс, недолго думая, салютует ему бокалом вина и сгребает со стола свой выигрыш. Никакой пощечины, никакого унижения, которого так неосознанно и так страстно желал Мартин. Все просто наблюдают, как Адрия забирает деньги.