Трещины и гвозди

– Какая из тебя мать?! – Адрия нервно смеется. Смех ее сухой, жесткий, хлесткий. – Ты хоть знаешь, как я живу? Ты даже не спрашиваешь меня, что происходит в моей жизни, пока не вывалишь весь свой хлам! Пока не расскажешь про своих тюремных подружек!

Дебра теряет самообладание – привычная маска радушия на ее лице трескается, глаза становятся влажными. Она болезненно морщится:

– А ты способна о себе что-то рассказать, Адрия? Ты можешь прийти сюда и без истерик рассказать, как твои дела в школе? Не кривиться, не шипеть на меня, не закрываться, а ответить на простые вопросы?

– Как будто я не пыталась! – вспыхивает Адри, чувствуя, как возмущение обжигает ее праведным огнем. – С тобой невозможно разговаривать, ты говоришь только о себе! Ты всегда говорила только о своих мужиках и о себе! Все, что тебе было нужно, – найти того, кто оплатит твои счета и купит тебе новые цацки, а я всегда была для тебя лишь балластом!

– Неправда! – Дебра буквально взвизгивает, а охранник в углу напрягается, наблюдая за разворачивающейся драмой. Но пока ни Дебра, ни Адрия не двигаются с места, он тоже не шевелится.

Адрия сжимает зубы.

Мать продолжает, и лицо ее искажается какой-то ядовитой печалью:

– Ты хоть раз просила у меня помощи, Адрия? Хоть раз рассказала о том, что происходит с тобой? Мне приходилось встречаться с директором, чтобы узнать, как у тебя дела в школе, потому что из тебя невозможно было вытянуть и слова! Я искала того, кто был способен дать нам с тобой нормальную жизнь! Красивый дом, чертовы деньги! Да, я не идеальная хозяйка, я не закончила обучение, и у меня нет навыков, но я делала то, что умела, – находила мужчин, чтобы у тебя была не та жизнь, что у меня! Чтобы тебе не приходилось выпрашивать у мужчин в очереди двадцать долларов на еду, чтобы тебе не приходилось врать, что твоя бабушка смертельно больна, только чтобы отсрочить оплату счетов!

Адрия глядит на мать с ненавистью, медленно переваривая слова. Мысли путаются, жужжат, дребезжат, и сложно понять, что к чему. Но первым из этих мыслей она выхватывает сарказм:

– Ха, – Адрия драматично выдыхает. – Какая ирония. Если бы ты спросила у меня, как дела, ты бы узнала, что я живу также отвратно.

Дебра не моргает, смотрит на дочь, не отводя взгляда, и влага скапливается в уголках ее глаз, медленно стекая большими каплями.

– Я ошиблась, – она всхлипывает. – Да, я ошиблась!

Адрии этого мало. Что ей толку от признания ошибок, которые уже невозможно исправить? Поэтому она давит дальше, едет по больному, чувствуя, как поганое удовлетворение стягивает легкие и не дает глубоко вдохнуть. Она говорит, глядя на мать не со злобой, а с показательным равнодушием:

– Ты обманула его и открыла на него три кредитки. Ты серьезно думаешь, что это ошибка? Что никто бы не заметил и мы бы жили дружно и счастливо, собирая больше цацок и радуясь жизни? В чем ты ошиблась? Что не сообразила, что он накатает на тебя заявление? – Адрия усмехается с издевкой, чувствуя, как яд растекается по ее жилам и бурлит в венах, ища выхода. – Ты ошиблась в том, что была так тупа и наивна, чтобы не понять этого?

Мать цепенеет, приоткрыв рот. Слезы катятся по ее щекам, кривыми дорожками стекая на оранжевый комбинезон. Адрия ненавидит этот цвет, ненавидит мать, поэтому делает все, чтобы в этом комбинезоне она больше никогда не чувствовала себя так фривольно.

Дебра, кажется, собирается замолкнуть и сбежать – она даже оборачивается на мгновение к охраннику, чтобы попросить увести ее, но осекается. Собирается с силами.

Ее тон обретает серьезность, и все виляющие нотки вдруг пропадают:

– Мне нужны были деньги, Адрия. Я задолжала плохим людям, и они угрожали… Ты не одна, кто страдал! Я просила его о помощи, но он отказал. Джордж раздул скандал, заявил в полицию, но я умоляла его, я ползала в его ногах, Адрия! Я обещала все ему вернуть, но уже на следующий день меня забрали. Это было глупо, безрассудно и ужасно. И если ты думаешь, что я не сожалею об этом, то я сожалею об этом каждый чертов день. Но чтобы прийти к тебе, мне приходится засунуть все чертово сожаление подальше и не допустить того, чтобы сожалела и ты!

– Ага, – задумчиво произносит Адрия, а потом задумчивость сменяет скверная улыбка. – Ты добилась, чего хотела. Я не сожалею. Мне не жаль тебя. И больше разыгрывать эти спектакли тебе не придется.

– Что? – Дебра вздрагивает. – Милая, нет… Что ты хочешь сказать?

Адрия не находит нужным отвечать на вопрос. Они обе понимают, что она имеет в виду. Больше Адрия здесь не появится.

И она встает, хватает с пола сумку и выходит, напоследок бросая на охранника уничижительный взгляд. Дебра лишь растерянно глядит ей вслед.

Глава 35

Спустя две недели