Треснувшая корона

— Там будут казнить какого — то злого колдуна, — сказал брат, скорчив страшную рожицу, чтобы напугать сестру. — Говорят, он убил нашего короля, используя черную магию. Интересно: его повесят или отрубят голову?

— Я не хочу на площадь.

— Не будь скучной, ты уже не маленькая. Давай побыстрее, а то ничего не увидим!

— Хорошо, давай, — нехотя согласилась сестра.

Дети побежали на главную площади. Идущие по своим делам прохожие не обращали на них внимания. Весь квартал оцепили военные, мальчик еще никогда не видел, чтобы на казни было столько охраны. Солдаты облепили крыши близлежащих зданий, словно мох ветки деревьев.

Перед эшафотом собралась разношерстная публика. Кто ж откажется от бесплатного представления? Детворе пришлось прошмыгнуть между взрослыми, чтобы протиснуться вперед. Как всегда жадная к зрелищам городская толпа с нетерпением ждала начала казни. Парень справа спокойно ел хлеб с сыром, а стоявшие позади него девушки обсуждали наряды, седой старик вынул трубку изо рта и смачно плюнул под ноги. В первых рядах толпилось уже много детей, Алкет похвалил себя за расторопность: еще немного и все самые хорошие места были бы заняты.

Разговоры зевак стихли. Все повернулись налево, словно солдаты по команде офицера. Секунда тишины сменилась взрывом проклятий и агрессивным ревом, подобно извергающемуся вулкану.

Из-за стоявших взрослых Алкет не видел, что там происходит, но он много раз присутствовал на городских казнях. Он знал, что самое интересное будет на эшафоте.

Вот показалось начало процессии. Группа стражников с пиками шла по мостовой на главную площадь. За ними следовали несколько ослов, запряженных в повозку. Внутри нее находилась клетка с заключенным. Толпа выкрикивала ругательства и бросала в клетку гнилые овощи и булыжники, которые опытные горожане взяли заранее. Прутья клетки специально делали частыми, чтобы не позволить камням случайно убить узника. Со всех сторон слышалось:

— Цареубийца!

— Предатель!

— Гнусный Колдун!

Когда повозка миновала коридор разъяренных горожан, из нее выволокли человека в лохмотьях, который был не способен передвигаться самостоятельно. То, во что превратились его ноги, напоминало плавленый сыр. Они, переплетаясь, тянулись за ним, словно были частью чего-то инородного. На руках приговоренного отсутствовала кожа и мышцы висели, словно конопляные веревки. Лицо мага превратилось в сплошной кровоподтек, один глаз отсутствовал, заключенному сняли скальп.

— Ну и страшный же этот колдун, — заорал мальчик на ухо сестре, чтобы перекричать рев толпы. — Не хотел бы я такого ночью увидеть!

— Угу, — согласилась она.

Над площадью высилось здание, где на террасе казнь созерцали благородные горожане. Тут сидел кронпринц со своими министрами, а также многие из знатных домов и родов.

Двое крепких стражников поволокли Набира на постамент и привязали к столбу. Судья, подняв руку вверх, призывал толпу успокоиться. Когда люди перестали кричать, он начал оглашать приговор.

— Набир, бывший магистр магов, объявляется виновным в измене и убийстве короля. Повинен в шпионаже на стороне Идр, а также в попытке совершить побег, и последовавшей за ней смерти многих охранявших его стражников. Серьезность его преступлений обязывает нас применить к нему высшую меру наказания, путем четвертования. Заключенный будет лишен последнего слова и желания, так как грехи его слишком тяжкие.

Если бы магистру и дали слово, вряд ли он смог бы что — то сказать, так как у приговоренного был вырван язык. После провозглашения вердикта толпа оживилась и ликовала. Вновь послышались угрозы и проклятия. Четвертование применялось крайне редко.

— Такого я еще не видел, — с интересом сказал мальчик.

К помосту подогнали четырех лошадей, а узника сняли со столба и положили на стол. Каждую его конечность цепью соединили с одним из скакунов. После проделанной процедуры стол убрали, и узник повис на цепях, словно кулон на груди девушки.

На террасу поднялся Теолл и отдал приказ к началу казни. Каждую из лошадей взяли за узду и повели в сторону. Напрягаясь из последних сил, сдерживаемые цепью животные больше не желали идти, но помощники палача нещадно хлестали их плетью. Под градом ударов, упираясь ногами, лошади с трудом продвигались вперед.

Какое-то время тело человека еще держалось, но вскоре от туловища оторвалась одна рука, потом — вторая, затем отделилась нога. В конце экзекуции остаток тела поволокла лошадь по брусчатке площади, оставляя кровавый след. Голова несчастного безвольно болталась из стороны в сторону, словно бронзовая рыболовная блесна на конце жилы. Распаленная кровью, публика одобрительно охнула.

— Ничего себе! — сказал мальчик.

— Фу, — скривившись, ответила сестра.

— Это просто потому, что ты девочка, — ответил брат, — бабе не понять мужских вещей, — копируя высказывание отца или кого — то из старших, заявил мальчик.