Tresor Ее Величества

– Что вы, с Дусенькой как раз все было как надо. Одно плохо, была большой мастерицей правила нарушать, за то ее Елизавета Петровна и не жаловала, но то и странно, не бывает такого, чтобы в одной семье двух девиц по-разному воспитывали! Как вы думаете?

– Как я думаю? – Шешковский прошелся по комнате. – У меня отродясь сестер не было. Как я думаю…

– Зато у меня старшая сестра-покойница Настена первее меня фрейлинский шифр получила, а в прошлом году схоронили ее, сердешную, – Даша всхлипнула, прикоснувшись душистым платочком к мгновенно заблестевшим глазам. – Мы тоже были разные и на сестер вовсе не похожие, но няньки, мамки, учителя у нас дома были одни и те же, от старшей сестры ко мне переходили. И так во всех домах. Настенька, папина любимица, всегда такой умненькой была, куда мне до нее. Вот она мне в первый раз на этих сестер и указала, она-то Дусеньку больше меня знала. Незадолго до своей смерти Настя даже поссорилась с Полиной, потому что считала ее, как бы это помягче сказать, незаконнорожденной. Думала, что ее воспитывала ее настоящая мать где-то в глухой деревне, оттого она как полено тупая и совсем на свою сводную сестру не похожа. В тот день как раз приехала ее так называемая тетушка, не та, что подруга государыни, а другая, что навещала ее, когда двор в Ораниенбауме находился. Настенька как узрела сию даму, меня локтем и толкни, мол, смотри – одно лицо! Только ведь это обычное дело, когда племянница на тетушку похожа. Она же, Настенька, к той тетушке подошла и разговор с ней неприятный имела о том, что Полина ее – суть бревно тупое, необразованное и ничего больше, и из какого коровника такую деваху ко двору доставили? Да что она пойдет государыне с докладом. Насилу ее дама та успокоила, потом попросили камергера Евреинова кофию в беседку подать, где они пирожные лимонные кушали и о делах говорили.

А ночью сестре плохо стало, должно быть, простудилась в беседке той окаянной, Чоглокова нам еще говорила, мол, весенняя погода ненадежная, не дай бог кто додумается на травке посидеть, враз застудитесь. А Настенька… в легком платьице…

О смерти Анастасии Алексеевны Гагариной Шешковский уже получал доклад, придворный медик Бургав поставил диагноз воспаление легких, ну да нормального следователя всегда смущают смерти, происходящие сразу же после угрозы «сделать доклад государыне». Да и с чего бы юной девице вдруг скоропостижно помирать от весеннего сквознячка? Да еще и при наличии постоянно дежуривших докторов?

Степан горячо поблагодарил Дашеньку Гагарину и отпустил ее, не сделав никакого внушения. После чего пожелал допросить камергера Евреинова, который в тот день встречал всех явившихся ко двору гостей, но, как назло, именно в это время тот отбыл за какой-то надобностью в Ропшу.

Глава 27. Упавший дом

ПОСЛЕ ПАСХИ ДВОР перебрался в Летний дворец, а к концу мая на праздник Вознесения все снялись с места, отправившись в Гостилицы к графу Кириллу Разумовскому.

Следить в походных условиях за двором и особенно переписывать разговоры, проходящие в закрытых помещениях, невероятно сложно. Шувалов выделил дополнительные средства, на которые канцелярия вербовала слуг или внедряла в штат своих людей. Все это вносило понятную сумятицу в отчеты, регулярно доставляемые на стол Шешковского. К примеру, он ничего не понял о визите барона Бретлаха[92], который посетил Ее Величество 23 мая. Приславшая сообщение комнатная девушка ограничилась скудной информаций о произошедшем там позднем ужине. А плохо! Степан был готов линчевать негодницу, не предоставившую даже список находившихся за столом. Потому как в ночь после званого ужина произошло очередное покушение на Фредерику.

Когда чуть живой курьер прилетел в столицу со срочным сообщением о несчастном случае в Гостилицах, Степан как раз решил, что напрасно поддался бабьим уговорам и пригласил к своей благоверной обычную повитуху, а не ученого медикуса, ребенок шел тяжело, роженица выбилась из сил. Следовало привезти господина Бревде или недавно выписанного из-за границы Паульсена[93]. Степан уже крикнул Богдана, чтобы брал его коня и скакал в крепость. Но тут… кровавый туман застил очи, Фредерика ранена! Возможно, при смерти. Забыв обо всем на свете, он вырвал уздечку из рук готового вскочить на господского конька денщика и рванул к своей даме.

Чем он мог помочь уже выбравшейся из-под обломков разрушенного дома цесаревне? В донесении говорилось, что она отделалась несколькими синяками, порванной одеждой и испугом. И не лучше ли было остаться с рожающей супругой? Степан не мог думать, не мог здраво решать, не мог соображать.

Счастье, что верный Богдан умудрился не только вызвать лекаря, но и отрядить отряд из Тайной канцелярии вдогонку своему господину, не то помер бы по дороге от чрезмерного усердия имевший всего одну лошадь, которую и загнал до смерти сыскных дел мастер Степан Иванович Шешковский.