Tresor Ее Величества

Впрочем, вскоре Кирилл Разумовский снова уехал на Украину, так что Шешковский временно исключил того из числа своих врагов. Зато, отправившись в Петергоф, дабы сделать доклад лично курировавшей работу Тайной канцелярии императрице, он неожиданно встретил великого князя в компании фрейлины Марии Кошелевой. На наследнике престола был зеленоватый кафтан с вышивкой, фрейлина же была облачена в голубоватое платье с павлинами на подоле. Шешковского как громом поразило, рисунок точь-в-точь совпадал с шарфом, который был уничтожен вместе с личными вещами Петра Федоровича!

Мысль заработала с удвоенной скоростью. Анна Бестужева проходила по тому же делу, что и Лопухина, Шувалов привез всего два рулона голубого муслина с павлинами, один пустила на платье Елизавета Петровна, второй находился в доме Бестужевой, после ареста которой, вероятнее всего, остался в семье брата канцлера. А потом из него так же было сделано платье и длинный шарф для Марии Кошелевой. Шарф обнаружили в комнате наследника престола, и он сгорел вместе с его вещами. Получается, что все это время Ушаков не напрасно держал Кошелеву под подозрением. Она получила подарок от кого-то из Бестужевых, стало быть, Мария была либо любовницей, либо шпионкой, впрочем, одно другому не мешает. То же, что она еще и вхожа в личные покои цесаревича…

Так или иначе, Кошелеву следовало срочно удалить от двора, но сделать это по возможности тише, не привлекая внимания ее покровителя. Не зная, с кем посоветоваться, Степан добрался до покоев императрицы и узнал, что Елизавета Петровна свободна и ожидает его.

– Чоглокову ко мне. Живо! – Елизавета смерила насмешливым взглядом Шешковского. – Садись, Степан Иванович, в ногах правды нет. Удивительно, государыня помнила его, как, по слухам, ее великий отец знал каждого своего солдата.

– Мария Семеновна, дело к тебе, государственное, – тяжело дыша, начала Елизавета Петровна, ее лицо казалось опухшим и покрасневшим, при дворе говорили, что временами она испытывает страшные боли, связанные с движением камней в почках.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Любишь ли ты своего мужа? – Казалось, что каждое слово дается Елизавете с трудом, каждый вздох был подвигом, так что, не было бы Шешковского, не было бы иных государственных дел, недужной государыне самое место валяться в постели, ожидая, когда самочувствие хоть сколько-нибудь наладится.

– Обожаю!

– А Россию любишь?

– Что я должна делать? – Мария Семеновна пала перед государыней, должно быть, больно стукнувшись коленкой об пол. Шешковский ясно слышал звук. – Приказывайте.

– Надо удалить от двора одну девку, но чтобы не выдавать истинной причины постигшей ее монаршей немилости.

– И?.. – не поняла Чоглокова.

– Готова пожертвовать самым дорогим? – Брови Елизаветы Петровны сурово сдвинулись.

– Мужем?! – ужаснулась Мария Семеновна, слезы бежали по ее набеленному лицу, оставляя заметные следы.

– Репутацией. – Государыня смотрела на свою родственницу сверху вниз, точно припечатывая ее к полу.

– Не губите… – заревела Чоглокова.

– Объявим, что твой красотун путался с фрейлиной Кошелевой, и она от него понесла.

– Так за это дело не только ее, но и его должны изгнать! – не поверила своим ушам Чоглокова. – А когда Коленьку прогонят, так ведь и мне с таким пятном не удержаться. Помилуйте, за что караете? В чем повинны?

– Не караю я, дура, о помощи тебя прошу. Черт с тобой, не хочешь ради общего блага чуть замараться, попрошу Крузе, но только и ты, сестрица дорогая любимая, – впредь, держись от меня подалее. И супружника своего забирай, и весь свой выводок. Чтоб духу вашего подле меня больше не было!

– Да я, я просто не так поняла, Елизавета Петровна, – Чоглокова двумя руками стерла слезы с лица. – Раз для общественного блага, да ради тебя, матушка.

– Объявим, что он ее совратил, ты сначала с ним, окаянным, поругаешься, смотри, чтобы громко было, чтобы далече слышно, можешь и по мордам.

– Сделаю, – уже почти что успокоилась Чоглокова.

– Потом ко мне придешь и за кота своего блудливого просить станешь. О детях своих скажешь, мол, как же без кормильца, и все такое.

– Сочиню, – деловито кивнула Мария Семеновна. – Уж он у меня…

– Несколько раз от меня к нему будешь ходить, чтобы все видели, потом вместе с ним явишься, в ноги упадете, я вас и помилую.

– А ее как же, матушка? – Чоглокова прикусила губу. – Змею эту подколодную, разлучницу окаянную, неужто тоже простишь?

– А вот беременной фрейлине места при дворе нет и быть не может. На то у нас особый свод правил имеется, – Елизавета довольно откинулась в кресле. – Шкурин ее в карету посадит и вывезет, якобы к родным, ну а там уж вы с ним, Степан Иванович, договаривайтесь, где и когда заберете свою Кошелеву. Виновна Машка или нет, обратно ей тепереча ходу не будет.

– А что коли она отнекиваться начнет? Мол, не была с Николай Наумовичем и не стремилась? – вмешался в разговор Шешковский.