Третье лицо

И, закрывая глаза, качал головой, прекрасно понимая, что он сейчас цитирует Бунина, а на самом деле у не- го нет никакого «дома» в семейно-светском смысле, и жены никогда не было, и детей не было тоже.

Про обиду

этнография и антропология

Одна женщина мне рассказала, что у нее иногда болит голова и поэтому она носит с собой особые таблетки, довольно редкие и очень дорогие, и она ими ни с кем не делится.

И что многие на нее обижаются.

Я вспомнил что-то такое про свою жизнь.

* * *

Было время, когда я курил трубку, у меня хорошие трубки были – английские, старые, тщательно обкуренные, всегда хорошо вычищенные, и табак был привозной.

Многие на меня обижались.

* * *

Было время, когда мне доктор разрешил пить только чуточку виски, буквально понюхать-полизать. И я с собой на пьянки и фуршеты таскал в кармане фляжечку граммов на пятьдесят.

Многие на меня обижались.

* * *

Было время, когда я любил читать по-гречески и всюду ходил с толстой греческой книгой, в которую опускал глаза при каждом удобном случае.

Многие на меня обижались.

* * *

А еще было время, когда мне нравилась одна очень красивая девушка, и я ей тоже нравился, и я брал ее на все тусовки и вечеринки, и она ни с кем не танцевала и даже не хотела просто рядом посидеть-поболтать, только со мной.

Вот за это многие на меня очень сильно обижались.

Вплоть до полного разрыва отношений. Красивая и молодая

перечитывая классику

Тоска дорожная, железная. Ранний вечер. Девушка на перроне полустанка. Отчаянный и безнадежный взгляд в окна поезда, проплывающего мимо. «Быть может, кто из проезжающих посмотрит пристальней из окон?» Пустые жалкие фантазии. Кто посмотрит? Ну посмотрит, а дальше что? Один только раз какой-то гусар скользнул по ней улыбкой нежною, и все… и поезд вдаль умчало.

Нет! Сделайте что-нибудь! Помогите, спасите, дайте надежду!

Например, вот так:

Лишь раз гусар, рукой небрежною

Облокотясь на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною —

И вдруг!

И вдруг, и вдруг, и вдруг – рванул рычаг стоп-крана!

Тогда, конечно, бархат должен быть не алый, а, например, драный, для рифмы, да и вообще в этих поездах, скорее всего, была старая, истрепанная, а кое-где и дырявая, прожженная сигарами бархатная обивка, но дело не в этом.

А дело в том, что поезд остановился.

* * *

Да, тогда поезда сильно замедляли ход, проходя мимо станций, поэтому поезд остановился, проскрежетав по рельсам еще три-четыре сотни шагов. Где-то громко упал чемодан с полки. Стакан звонко покатился по полу, гремя мельхиоровой ложкой и выливая на истертый ковер остатки чая. Вагоны первого и второго класса прокатились вперед и остановились в поле, за недлинной платформой; третий класс оказался прямо перед станционным зданием.

Молчаливые желтые и синие негромко возмущались, а поющие-плачущие зеленые отворили двери и выскочили на платформу с криком «Кипяток! Кипяток!», держа в руках кружки и чайники. Наверное, они решили, что это самая настоящая остановка, и устремились в буфет, но не к прилавку, где все дорого, а к бесплатному восьмиведерному кипятильнику, что стоял между печью и окном. Поэтому начальник поезда не мог тронуться раньше, чем соберет всех этих людей обратно в вагоны.

Сильнее же всего начальнику поезда хотелось найти того, кто сорвал стоп-кран. Красная рукоятка с оторванной пломбой торчала в тамбуре почти пустого вагона первого класса. Никто из шестерых оставшихся пассажиров не мог сказать, кто виноват в происшествии. Как на грех, это были дамы и девицы и один престарелый тайный советник. Никто из них не мог сотворить такую глупость. Но дверь из тамбура наружу была открыта.

Начальник поезда пошел в свое купе составлять рапорт в полицию, поручив проводникам поскорее заканчивать эту чепуху с кипятком.

* * *

Гусара звали князь Бельяминов. Миша. Михаил Михайлович. Тридцать один год, холост, штаб-ротмистр. Служил в Императорском полку. Богат. У папаши, Михаила Михайловича Бельяминова-старшего, был особняк на Большой Морской.

Гусар выпрыгнул из тамбура на насыпь, перебрался через мокрый некошеный ров и полем побежал к платформе – но там нашел только суету с кипятком и жандарма, рядом с которым уже не было девушки.

Издали ему показалось, что девушка убегает от него по длинной улице, идущей в гору. Он пробежал несколько шагов за ней, потом вернулся, обратился к жандарму.