Кузнец толкнул портного в сени, а сам сел на лошадь, для вида перекинул через плечо связанные проволокой вилы и долота (якобы на продажу) и медленно отъехал от дома. Миновав греблю, он пустил лошадь рысью.
Через два часа он вернулся и застал у себя в хате танцы в полном разгаре (портной обливался потом, стараясь не сбиться с ритма). Кузнец взял скрипку и стал наяривать польку. Танцевали, однако, вяло. Девушкам не хватало кавалеров. На вечеринке были одни подростки, которых в армию еще не брали. Танцоры они были не слишком опытные.
Минут через десять после того, как кузнец взялся за скрипку, отворились двери и в дом вошли два парня. Девушки их узнали: третьего дня они приходили сюда танцевать и говорили, что ночуют в Тетеревцах, что их, стало быть, гонят в армию.
— Вы все еще здесь? — спросил кто-то.
— А что ж, с нами теперь не спешат. Война окончена, скоро армию и вовсе распускать будут.
Через минуту оба парня уже кружились в танце с самыми красивыми девушками. Это были «настоящие парни», ловкие танцоры, не то что «наши замухрышки»,— так, наверное, подумала не одна девушка, глядя на незнакомцев.
Один из них попросил свою девушку подождать, пока он скинет ватник, потому что «жарко танцевать». Он подошел к кузнецу и, снимая куртку, незаметно шепнул ему что-то на ухо. Через несколько минут кузнец объявил перерыв и шепнул портному:
— Выйдем в сени, я тебе кое-что скажу.
В сенях кузнец зажег спичку, и портной увидел на скамье человек пять с винтовками. Один из них поднялся и сказал перепуганному портному:
— Ведите нас к лесопилке.
— Ты не по дороге веди, а Бортевским леском, где выход на тетеревскую тропинку, — сказал кузнец и обратился к одному из пришедших: — Я вас расставлю на выходах. — И выскочил из сеней. На дворе портной увидал много красноармейцев. Они прятались по темным углам. Портной видел, как кузнец запер двери снаружи, чтобы никто не мог выйти из хаты, и слыхал, как он толковал одному из красноармейцев, очевидно старшему:
— Займите с этой стороны мостик, а по ту сторону — берег реки возле леса. Вот вам все и будет видно как на ладони.
Красноармейцы мигом исчезли со двора. Кузнец вернулся в дом и снова взялся за скрипку. Возобновились танцы.
Портной повел пятерых к лесопилке, все время пытаясь вступить с ними в разговор, чтобы унять свое волнение. Но говорить ему не дали. Из рощицы вышло еще человек десять красноармейцев, и все пошли вместе. Портной привел людей к лесопилке. Никакого огня там уже не было. Чем дальше шел, тем смелее становился портной — ведь рядом и следом за ним шли красноармейцы. Наконец он даже заговорил шепотом. А у самой лесопилки и вовсе повысил голос:
— Эге! А огня-то больше не видать!
— Тихо! — Красноармеец зажал ему ладонью рот.
Никого нигде не было. Лесопилка опустела. И по дороге никого не встретили. «Кузнец, выходит, прав,— подумал портной. — Обманули меня, чтоб удрать было легче».
— Спрашивали, есть ли солдаты в Тетеревцах,— шепнул он ближайшему соседу. — Может быть, туда податься? (Подумал и испугался). Ну, да вы дорогу знаете, что мне с вами... Не близкий свет...
От лесопилки пошли по дороге между лесом и полем. Вдруг откуда-то издалека послышались частые выстрелы. Портному приказали вернуться домой. Оставив по два человека на выходах из леса, красноармейцы спешно двинулись вперед. Портной добежал до соседней деревни и там остался ночевать: до дому было дальше, а смелость его уже покинула. Вскоре кто-то из деревенских вернулся из-под Тетеревцев и рассказал, что на опушке, недалеко от дороги, было замечено человек десять бандитов — они сворачивали на дорогу, но вперед пустили одного: нет ли кого на пути. Их обстреляли и забрали всех живьем. Но главного коновода, которого давно уже разыскивали, среди них не оказалось. Бандитов допросили, и они рассказали, что их вожак удрал из этих мест. А когда начальник красноармейского отряда заявил, что, если бандиты не помогут изловить своего главаря, они все будут расстреляны на месте (между тем, если они помогут, им, быть может, кое-что и простят), двое из них показали, что ближайшим помощником коновода был Ярмолинский, они вдвоем и скрылись.
Портной вдруг стал почесывать лоб над бровями, быстро выкурил одну за другой две папиросы, чего с ним раньше никогда не бывало, и неожиданно заявил:
— В таком разе я кое-что мерекать начинаю... Я ведь говорил, что шил у Ярмолинского. И вот однажды ночью, — уже вторые петухи пропели, чтоб я так жил,— слышу, будто кто-то на чердак лезет. Мне в хате все слышно. А хозяина дома нет. Я, что-то делая, хозяйке сказал. А она как-то больно храбро отвечает: «Кто ж это ночью на чердак полезет?» Но я ведь ясно слышал!
Хозяин откуда-то вернулся поздно. А между тем я сегодня этого Ярмолинского встретил. Чуть душу из меня не вынул.