Третье поколение

Портной долго рассказывал встревоженным людям о своей встрече с Ярмолинским. Потом он прилег на скамье подремать до рассвета, но уснуть так и не удалось. Вначале он был сильно возбужден, а когда стал наконец дремать, кто-то дернул его за ногу. Он поднял голову и увидал красноармейцев.

Портной загрустил: «Вот в беду попал!» Молча по­вел он пятерых красноармейцев на хутор Ярмолинского. Там они провели остаток ночи и все утро. Старик Ярмо­линский клялся и божился, что «ничегошеньки» — вот с места не сойти! — не знает. И смотрел на портного так, что тот по слабости характера не знал, куда девать глаза. Утром Ярмолинского погнали с хутора. Позади всех шел портной. Около Двух Хат их остановил па­труль и предложил войти в дом кузнеца. Портного туда не пустили, и он, обрадовавшись, пошел домой. У себя во дворе он увидал воинскую тачанку.

У кузнеца в хате Ярмолинскому учинил допрос вы­сокий военный. Допрашивал его до самого полудня и наконец узнал, что «главарь бандитов Скуратович на­правляется за границу, но до отъезда ему необходимо хотя бы на полчаса побыть у себя на хуторе, верстах в семидесяти отсюда».

Для чего это нужно Скуратовичу, Ярмолинский не сказал.

После допроса военный вышел в сени и приказал седлать лошадей, а Ярмолинского отправить в город. Затем он обратился к кузнецу:

— А девочку ты у себя приюти. Корми ее, присмат­ривай, как за своей.

— Братец ты мой! — ответил кузнец, пожимая ему руку.

Военный вскочил в седло и тронулся в путь. За ним следом помчались десять красноармейцев. Ярмолинского повели. Кузнец вошел в дом и заглянул на печь.

— Ну как? Согрелась? — спросил он.

— Жарко! — послышался из-за трубы звонкий дет­ский голосок.

— Тогда слезай. Молока выпей. Как тебя звать?

— Иринка.

— Ну, слезай, Иринка, коли так!

Иринка слезла с печи и подошла к столу. На ней была маленькая солдатская шинель, волосы коротко подстрижены. Она выпила молоко и поблагодарила. Жена кузнеца смотрела на Иринку и улыбалась:

— Экий ладный солдатик!

Вошел красноармеец и положил на стол хлеб.

— Ешь, Иринка!

— Что вы! — обиделась хозяйка. — Она с нами вместе кушать будет.

Красноармеец подошел к Иринке и стал ерошить ей волосы.

— Не трогай! — И Иринка залилась смехом.

Красноармеец вышел на дорогу сменить караул, а Иринка села обедать с семьей кузнеца.

Выглянуло солнце, потеплело. Иринка надела по­верх шинели короткий красноармейский полушубок, вы­шла во двор и села в затишье на бревно. Зимнее небо было синим и чистым. Из-под завалинки торчал кустик травы, еще не запорошенный снегом. Иринка сорвала мерзлую, обледеневшую травинку и понюхала.

— Не пахнет, — сказала она сама себе и вошла в хату. Никому ничего не говоря, она взяла веник и подмела пол...

Анатоля Скуратовича так и не удалось поймать, хотя за хутором вели скрытое и непрерывное наблюде­ние бойцы отряда Кондрата Назаревского. Наблю­дали и за полем, на котором росла дикая груша. Но Скуратович на хутор не заявился: узнал о засаде и обо­шел его стороной. Почему Скуратовичу так понадоби­лось побывать на своем хуторе и обязательно у дикой груши, выяснилось только через одиннадцать лет.

Кондрат Назаревский оставил несколько человек продолжать наблюдение, а сам решил отправиться к Двум Хатам, где в то время было основное место дея­тельности его отряда. Под вечер он проезжал через одну деревню и вдруг вспомнил, что он здесь бывал. Припом­нил также Зосю, и ему захотелось повидаться с ней. Начал искать, где стоял ее дом. Подъехал и увидел пепелище. Спросил у встречного человека, где Зося.

— Служит на стороне, — ответили ему. — Батрачит.

Кондрат Назаревский поехал дальше. Через два дня он был уже около Двух Хат. Вечером он подъехал к хате кузнеца. В окнах светился огонь, слышны были звуки скрипки. Кондрат вошел в хату и увидел: портной и кузнец играли на скрипках, девчата и парни танцевали. Было там и несколько красноармейцев. Один из них крикнул:

— Пусть Иринка спляшет! Иринка, давай с тобой!

Все притихли и расступились. Музыканты заиграли казачка. Красноармеец прошелся по кругу и остано­вился. Тогда в круг вошла Иринка. На ней серенькое платье, в волосах гребенка. Подбоченясь, она быстро затопала ножками, ловко проплясала две фигуры и вы­шла из круга. Волосы упали ей на глаза. Красно­армейцы захлопали в ладоши, лицо Иринки сияло от радости.

Кондрат Назаревский подбежал, схватил сестренку на руки, и, целуя, прижал к себе. Иринка залилась без­заботным детским смехом, не могла усидеть на месте и снова пошла танцевать.