Третье поколение

Он услышал лязг затвора. Шагах в двадцати от него, у калитки, виднелся силуэт человека. Михал от­делился от стены.

— Руки вверх! Иди в хату! Кто такой? Как звать?

Михал вошел в хату. Человек с винтовкой — за ним. Зося лежала на кровати и стонала. Местечковый врач (Творицкий его сразу узнал) перевязывал ей плечо. Были здесь еще какие-то люди.

Посреди хаты стоял милиционер. Михал Творицкий попросил разрешения переодеться в сухое.

4

— Мама, где наш тата? — спросила Слава.

— Тата уехал, он скоро вернется.

— Он поехал заработать деньги, чтоб нам лучше было жить?

— Поехал заработать деньги.

— Он мне говорил, что все старается, зарабатывает. Он и нашу хату сделал, вот нам и есть где жить. А если бы не сделал хату, мы жили бы на дворе и нам было бы холодно. А когда будет война, нас из хаты выгонят, потому что все люди нехорошие и нас не жалеют. Мама, расскажи мне, какая бывает война. Ты видела войну?

— Войны не будет, и никто нас из хаты не выгонит, И жить нам будет хорошо.

— А почему же тата говорил? Он нес меня на руках и говорил мне.

— Он не знает, ему показалось.

— Он знает, он даже хату сделать может.

— Подрастешь, Славочка, и увидишь, что не надо ничего бояться, что надо смелой быть.

— Хорошо, мама, я не буду бояться.

— Если не будешь бояться, будешь хорошая.

— А почему тата боится?

— И он не боится, а только так говорил.

— Ну ладно.

Зося одела Славу, вынесла ее во двор, посадила у стены на солнышке, а сама принялась колоть дрова. Солнце грело слабо, сухой снег, выпавший за ночь, не таял, но возле стены было безветренно и даже тепло. В неяркой синеве неба над зубчатым верхом леса не­подвижно висела туча, светлая наверху и темная внизу.

— Мама, это туча?

— Туча.

— А кто делает тучи?

— Сами делаются.

— А как они делаются?

Не дожидаясь ответа, девочка соскочила с бревна, на котором сидела, и побежала в другой конец двора. Из-под камня она достала осколок желтой бутылки, прибежала обратно, приложила стекло к глазу и на­чала разглядывать тучу.

— Где ты опять взяла это стекло? Лицо порежешь!

— Я его прячу под камень, а то ты на меня кри­чишь. Мама, посмотри, какая страшная туча! А когда будет война, тоже будет так страшно, как туча через стекло? И лес страшный, и поле, и ты страшная! Мама, посмотри через стекло на меня, я тоже страшная?

Мать подошла к девочке.

— Доченька, ведь ты же была в лесу. Разве там страшно? Там зеленые деревья, мы с тобой грибы соби­рали, птичек видели. То же и в поле. Это только ка­жется, если через стекло смотреть. А так разве страш­но? Разве я страшная?

— Нет, ты не страшная.

— Отцу все казалось, так же как тебе, когда ты сквозь стекло смотришь. Закинь это стекло куда-нибудь подальше, а то ты сама себя пугаешь. Незачем тебе в него глядеть. Я найду тебе лучшую игрушку. Посиди на солнышке, я наколю дров, пойдем с тобой на гумно.

Она взяла у девочки стекло и закинула его далеко. «Что он мог бы сделать с этим ребенком!»

Все это время Зося не выпускала из виду девочку, часто разговаривала, сзывала к себе соседских детей и старалась, чтобы Слава бывала побольше с ними, а не одна.

Зима устанавливалась медленно. Снегу было мало, на каменистых дорогах чернели мерзлые бугры. Раска­чиваясь на них вправо и влево, сюда однажды подка­тил легковой автомобиль и остановился около хаты. Был вечер, дорога безлюдна, соседние хаты стояли поодаль, машина подошла тихо, и потому никто не пришел сюда постоять и пощупать колеса.

Из машины вышел человек довольно высокого роста, по виду военный. В хате он застал женщину. Она шила при свете лампы, висевшей над столом. В хате не было пола, на земле лежали дрова, мелкие чурки, картошка. Тут же играла девочка: она ставила полено, и на него клала картофелину. Картофелина и полено падали, а де­вочка заливалась звонким смехом.

— Мама, почему ты не смотришь? Смотри, дурак падает, и голова с него сваливается.

Потом повторялось то же самое.

Военный вошел, поздоровался, потер руки, прибли­жаясь к Зосе, которая, с удивлением глядя на него, поднялась с места. Девочка подбежала к матери, об­няла ее за ноги и зашептала:

— Мама, это уже война?

— Войны боится? — сказал военный и погладил го­лову девочки.

Зося не знала, что ответить. Девочка заглянула воен­ному в лицо и осмелела. Ее заинтересовали его крас­ные петлицы.

—- Вы Творицкая? — спросил военный,

— Творицкая.

— Вам, конечно, трудно меня узнать. Я тоже не узнал бы вас. А когда-то мы с вами виделись,говорили... Очень давно это было. Хотелось мне еще раз повидаться с вами, но на месте вашей хаты я нашел пожарище.

— Никак вас вспомнить не могу, — сказала она, и он уловил в ее голосе нотки некоей надежды.

— Я Назаревский. Помните, красноармеец больной ехал?

— Назаревского я помню. Я отлично помню все, что тогда было. Мне тогда так тяжко приходилось...

— Так же, как и теперь.