Третье поколение

Как он успел исчезнуть? Но я уверен, что Самый Главный не хлопал в ладоши. Он как раз спрашивал у меня:

— Сейчас полетите?

Мне не хотелось лететь. Только что хотелось, а сейчас это желание вдруг пропало. Хотелось ещё немного поездить с Самым Главным, послушать его умные разговоры со странным субъектом. Наконец, просто походить по улицам и посмотреть еще немного на чужую, странную жизнь.

Ладно. Эти самые запчасти для экспедиции подождут. Если говорить честно, то охотиться на марсианских драконов можно и пешком, нечего издеваться над вездеходами. Не для того они предназначены. Меня волнует другое: только бы Самый Главный разрешил погостить ещё несколько дней!

…Самый Главный разрешил.

Запись девятая

Он даже позволил мне присутствовать на заседании комиссии.

В зале было светло от лысин. Они сияли, как прожектора. Под ними щурились далеко не сияющие, хотя далеко не бесстрастные, как всегда, лица. Самый Главный созвал комиссию, чтобы обсудить увиденное во время поездок. Знал он, по мнению этих лысых тяжеловесных существ, чересчур много. Правда, сами они знали гораздо больше! В том числе и то, о чём Самый Главный даже не подозревал. Им не хотелось, чтобы он когда-нибудь узнал то, что знали они. Ох, как не хотелось!

Пахло грозой. В бесшумном воздухе тут и там, как шаровые молнии, созревали телепатемы страшного напряжения. Над лысиновладельцами сгущались тучи. Телепатемы, созрев, начинали кружить в наэлектризованном и даже переэлектризованном пространстве. Сшибались друг с другом, и их одинаковые заряды, вопреки законам природы, сливались воедино, усиливаясь в бесчисленное множество раз. Когда между ними высовывалась чужая, противоположно заряженная, они моментально рассеивали ее на частицы. Иногда какой-нибудь нахальной контрмысли удавалось вывернуться и пролететь несколько шагов по направлению к трибуне, на которой стоял Самый Главный. Шаровые молнии неслись вслед… А заряды, которые вместе со словами метал в этот зал Самый Главный, отталкивались от этого переэлектризованного фона. И повисали в пустоте.

Но от них атмосфера накалялась все больше. Особенно, когда Самый Главный случайно произнёс: «третье поколение». Один из членов комиссии вздрогнул и оглянулся, как застигнутый на месте преступления. Оглянулся он на задний ряд, где скромно и одиноко сидел странный субъект. Потом боязливо покосился на Самого Главного. А Самый Главный говорил, ничего не боясь… Впрочем, чего ему бояться, когда он Самый Главный!

— Что происходит? — спрашивал он. — Разве к этому мы стремились?

Члены комиссии стали один за другим оглядываться на задний ряд. Впрочем, это было уже лишнее. Я знал: они давно успели и переглянуться, и перемигнуться, и даже кое-что сказать друг другу. А тем более сделать вывод — общий для всех и не подлежавший никакому обжалованию. Странный субъект им не нравился. Удивительно, как они мирились с его присутствием?

Председатель комиссии, тяжело ступая, направился к трибуне. Он держал целую кипу бумаг и бумажек. Он вышел не для того, чтобы спорить. Во всяком случае — спорить открыто, словами. Но и не для того он преодолевал свою старческую одышку, чтобы во всем согласиться с Самым Главным. Поэтому он заговорил никак: не споря, но и не соглашаясь.

— Выполняя решения… Действуя в соответствии с начертанным… Качественно новый уровень… Мощные производительные силы… Прогрессивные производственные отношения… Светлая и ясная перспектива… Несмотря на происки внешних и злобу внутренних врагов… Вместе с тем… Отдельные недостатки…

Самый Главный взял у него бумаги. Перелистал. Не целясь, бросил в мусорную корзину. Зал вздохнул. И стало еще тише.

— Недостатки не изжиты! — громко и раздельно произнес Самый Главный в этой тишине.

— Но… — как-то робко выговорил председатель комиссии, не желая спорить. — Но, — повторил он уже куда более решительно. Затем почти крикнул: — Но! Я не стал бы делать таких выводов! Высокий уровень! Совершенство! Изобилие!

— Изобилие по сравнению с чем? — громко спросил Самый Главный. — По сравнению с былой нищетой? Сколько мы будем хвастаться сами перед собой? Если так, мы глупее дураков, потому что обманываем сами себя и сами себе верим!

Нет, я ошибся: это он спросил не вслух. Его телепатема прорвала защитное поле противоположных зарядов, и в накалённой атмосфере зала началась настоящая магнитная буря. Под потолком даже заходило сполохами полярное сияние. А вслух он сказал только два слова:

— За работу!

— За… что? — переспросила комиссия.

— За работу, — внятно повторил Самый Главный на телепатическом языке. — Кто не может — научим. А кто хочет, того придется заставить.

Комиссия ела его глазами. Только один смотрел не гак, как прочие. Да он и не был похож на прочих членов комиссии… Да, а чем же он отличался? Тоже немолодой, тоже почти лысый… Вот чем! Смотрел он не так. У него был живой человеческий взгляд. Не тяжелый и бесстрастный, а именно живой.

Самый Главный объявил перерыв. Странный субъект подошел к нему:

— Скажите, — спросил он, — где ответственные за дела?