Третье пришествие

– Аншархом, – сказал Аншарх. – Этого вполне достаточно.

И впервые улыбнулся. А я понял, что он вполне живой.

15. Десять лет спустя

Опять десятое января выпало на воскресенье. Но начало дня не предвещало чего-то сверхъестественного. За окном гудел перехватчик. Часы в прихожей пробили половину девятого. Шумела вода в ванной. Только из детской доносились неприятные завывания.

– Послушай, твой сын опять прилип к экрану. Даже не умывался еще.

– Минутку.

Я изучал надпись «абонент временно недоступен». Пытался понять тайный смысл. Не постиг. Но вскоре получил эсэмэску:

«Извини, старик, экстренное совещание. На прием я тебя записал. Просто жди, теперь точно вызовут».

Мой кремлевский приятель обладал правительственным чувством юмора. На дисплее мобильника возник вид Красной площади с мавзолеем пламенного революционера товарища Л. Д. Троцкого. Следовало понимать так, что пребывание в Кремле бесследно ни для кого не проходит. Хотя и не всех там хоронят.

У моего ребенка на компьютере вид был еще более устрашающий. Как раз то, что меньше всего хотелось видеть папе, которому хватало и ночных кошмаров, и вполне реальных воспоминаний. Там, на экране ребенка, вращался внушительных размеров астероид, утыканный кратерами как сыр дырками.

А из динамиков нудило голосом человека с крепко заложенным носом:

– Карробус, карробус, карробус…

На этот звук в комнату пришла Алиса.

– Ох. Выключи, пожалуйста.

Митрий недовольно повернул регулятор. Звук исчез.

– Эй! Вы почему такие отсталые? Это же новая игрушка, просто игрушка. Очень клевая, ее сейчас во всех офисах гоняют. Говорят, даже наша директриса закрывается в кабинете и того… после педсоветов.

– Видимо, она еще молода, ваша директриса.

– Какое там! Ей уже за тридцать.

Мы с Алисой улыбнулись. После разговора с Заступником у нас многое получалось одновременно.

– Ма, прикинь, один космический урод собирается спалить Землю. Поэтому нужно всех пиплоидов срочно упрятать в андеграунд какой-нибудь, типа в шахты. А там газы взрываются.

Алиса поморщилась.

– Господи. Ну что за лексикон.

– Не поможет, – сказал я. – Андеграунд.

– Да ну?

– Точно говорю. Тектоника.

– А, тектоника. Да, страшная вещь. Па, а это правда, что Фобос внутри пустой?

– Вряд ли, – сказал я. – На этот раз.

– Жалко, что в прошлый раз меня вообще не было.

– Не было. Хотя жалеть не стоит.

– А вот Люда Царапченко считает, что Фобос все-таки полый.

– Кто считает?

– Ну, Люда Царапченко. Она отличница. Я ж тебе про нее рассказывал.

– А, Царапа. Она что, и впрямь царапается?

– Если сильно пристают, – сказал Митрий и сильно покраснел.

Я увидел, что Алиса с трудом сдерживает смех.

– А как там вообще на этот раз? – поспешно спросил Митрий.

– Где?

– Да на Марсе.

– Ничего особо интересного. Здоровые мужики в большой песочнице копаются.

– Нет, – сказал Митрий, зевая. – Должна там быть чертовщина, должна. Я сам проверю.

– Если мама разрешит.

– Как это? Я же буду астронавтом.

– Слушай, садись-ка за уроки, астронавт. Проверяльщик.

– Пап, ты с Луны приземлился?

– Ну… можно и так сказать. В определенном смысле. А что такое?

– Каникулы же.

– А. Ну да, ну да. Тогда маме помоги. Хватит торчать за компьютером. Вечером гости будут.

– О! Дядя Ваграм?

– Обязательно. И еще анкл Баб.

– Вау! Ковбой-грохотун?

– Йес.

– Надо овощи порезать, – сказала Алиса.

– Чо? Овощи? А папа у нас для чего?

Никак не могу понять, откуда у нашего московского кролика взялось это сибирское «чо». Мода, чо ли?

– А папа у нас для другого. Он по делам уезжает.

Митрий возмутился.

– Почему это у всех дела, а у меня одни овощи?

– Надоело быть ребенком?

– Мамик! Не то слово!

– Эх, – сказала Алиса. – Поверь, папа с удовольствием резал бы сейчас овощи.

Она сказала сущую правду, но Митрий не поверил. Такое случается с детьми и политиками.

* * *

Как ни меняй историю, большая часть денег упрямо оседает у меньшинства. А это не может не приводить к стихийному недовольству. Автомобильные погромы в Москве необычайно обычайны. Достается всем моделям – от кичливых «Майбахов» до несчастных «Жигулей». Я давно усвоил истину: если дорожишь железным другом, то будь добр, держи его на платной стоянке.

Вот с этим в Первопрестольной полный порядок. Охрану нашей стоянки, например, возглавлял очень симпатичный вояка, подполковник в отставке и бывший астронавт.

– Как вам нынешняя жизнь, Григорий Михайлович? – спросил я.

Астронавт усмехнулся.

– Прошлая была забавнее.

Я перекрестился.

– Свят, свят. Неужто тоскуете?

– Тосковать не положено по уставу. А некоторые вещи вспоминаю даже с удовольствием. Например, вашу радиограмму об отправке «Синдбада».

– Это было инициативой Джефа.

– А ответственностью вашей. Машину будете забирать?

– Да.

– Распишитесь-ка, господин президент.

– Бросьте, Григорий Михайлович. Президентом я был всего двое суток, в другой жизни и на другой планете.

– Какая разница. Был, значит, был. И точка. Чем плохо?

Чем плохо, чем плохо… я назвал только одну из причин.

– Знаете, когда теряешь власть, абстиненция получается. Вот что плохо.