Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии

Этим вечером Наташа увидела Бельмондо. Но в кинотеатре рядом с ней сидел не кто иной, как Нуми, и тоже смеялся выходкам очаровательного француза, оскалив, может быть, слишком уж блестящие зубы. Возвращались пешком, напрямик через парк, где дракономальчик мог перестать напрягаться в тесном человечьем обличье. Шли, весело болтая и повторяя шутки из комедии. Совсем незаметно для себя вошли в квадрат жилых домов – Наташин двор, заросший ясенем, акацией и хиловатыми березами. Там, поперек каменной дорожки через детскую площадку, стояла дюжина темных силуэтов на фоне отражений окон в лужах среди остатков снега. Их ждали.

Наташа в панике сжала ладонь Нуми. Она не боялась за него. Хотя с утверждением о том, что дракон в бою опаснее груженного напалмом бомбардировщика, нельзя было писать реферат по зоологии и получить за него пятерку, Наташа знала силу своего друга. В гневе он был способен сровнять с землей приличный город. Иногда она даже удивлялась благодушию дракономальчика. Он был добр. Не кичился могуществом, не презирал слабость. Но в отношении к жизни и смерти его кодекс чести был немного диковат: на первом месте были достоинство и соблюдение правил поединка, а на последнем – инстинкт самосохранения и желание уцелеть во что бы то ни стало. Поговорку о том, что победителя не судят, Нумихразор не понимал. Зато прекрасно истолковал другую – либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Правильно, но по-своему. Гибель рано или поздно неотвратима, разъяснил он однажды принципы войны в его разумении, но позора бесчестья всегда возможно избегнуть. «От нарушившего данную врагу клятву отворачивается даже Смерть», – эту драконью пословицу Наташа не понимала. Она всегда считала убийство чем-то не только ужасным, но и не отдельного человека ума делом. Существовали милиция, прокуратура, суд, органы Госбезопасности, армия. Саморасправа в Наташином мире была преступлением, самоубийство – непростимым грехом, а самооборона отличалась свойством постоянно превышать себя. Личность не имела права возлагать на себя ответственность (или дерзость) такого рода. Преступившие эти запреты, узурпировавшие права государства – или Церкви – словно переставали быть людьми и роднились с чем-то вроде леших, вурдалаков и прочей нечисти-нежити[25]. С убийцами и насильниками это как-то вязалось, но с наложившими на себя руки? С мстителями за поругание или за чью-то жизнь? Ведь не справлялось же общество всегда со всеми ублюдками… Нуми же словно жил в условиях постоянной войны, но какой-то странной, в самом центре которой можно родиться и состариться, так и не увидев обнаженного оружия, кроме позолоченного церемониального. (Наташе никогда не приходило в голову ни отделить своего дракона от человеческого рода, ни причислить его к нечисти. Тайком читанная ею Библия преподнесла девочке неприятное переживание, когда где-то она встретила намек на змееподобное чудище. Наташа закрыла Книгу книг, думая о том, так ли чувствуют себя современные немцы, когда смотрят фильмы о нацистских концлагерях.)

«Ты тоже дрался на дуэлях?» – спросила однажды Наташа, при этом дрожа как от лихорадки.

«Конечно, – не смутившись, ответил Нумихразор, но без гордости. – Только я никому первым не отправлял вызова. Даже однажды, рискуя опозориться, попытался отклонить оскорбление, но мой противник вошел в раж, и пришлось драться. Не люблю я это дело», – признался он наконец.

Наташа не посмела углубляться в тему. И сейчас, на пороге уличной разборки она хотела спасти своего друга от опасности зашибить какого-нибудь идиота, который и жизнь-то зря переводит. Девушка решила уберечь душу друга от смертельного греха убийства, нимало не заботясь о прущих на рожон жертвах. Она вцепилась мертвой хваткой в его локоть, жарко и путанно упрашивая про себя Деву Марию испросить у своего Младенца милости и вразумления несчастных кретинов, по безмерной глупости своей вставших на дороге у дракона. Как-то ум ее обходил очевидный и страшный вопрос – а какое дело Господу до души змея, разве не сатанинское дракон исчадие?

Один из угрюмой цепи сделал шаг вперед. Девочка узнала Вовика Ходькова.

– Ты, Балевская, можешь идти, – сказал мрачно он. – Мы девчонкам на первый раз поблажку делаем.

Кто-то из корешей отверженного Володи захихикал. Это почти взбесило Наташу. «Уноси ноги, козел несчастный», – ящерицей по раскаленному валуну пронеслось в ее голове. Успела даже удивиться: «Ну как мне мог нравиться этот паршивец?» – когда с ужасом ощутила, что локоть Нуми твердеет, и из него высовывается турецким ятаганом кривой коготь, а за плечами расправляются крылья демона.

– Не надо, милый! – зашептала она. – Прости им, они ведь жалкие перед твоим умом и силой!

В следующий момент она увидела его улыбку, полную преклонения и обожания.

– Как ты права, премудрая моя царевна, – одним дыханием ответил он. – Не бойся, я знаю, что делать.

Наташа поверила ему и дала себя отстранить нежным, но решительным жестом. Нуми шагнул вперед. Цепь напряглась. Презрение в голосе дракона было едким, как аммиак: