Третьи дворы

Иван сделал маленький шажок – и накрыл спину парня своей грудью. Будто бы вобрал в себя, окутал со всех сторон, как теплым одеялом, окружил собой, охватил, провел от плеч до пальцев спокойно лежащих на парапете рук своими руками, и легонько сжал. Все еще не веря, что ему не сопротивляются, Иван зарылся лицом в пахнущие парфюмом и сигаретами волосы, и жадно дышал этим запахом.

– Зачем ты опять это делаешь? – донесся до него совершенно равнодушный и холодный голос.

– Затем, что я тебя люблю.

– Ты снова об этой чепухе? Я думал, нам обоим все уже понятно.

– Да. Мне понятно. Я тебя люблю. И мне плевать, что ты считаешь это чепухой.

– И в чем же заключается твоя любовь? – Андре язвительно усмехнулся, и хотя Иван не видел его лица, он мог бы поклясться, что правый уголок губ парня дернулся в улыбке.

– В том, что я не могу без тебя. Мне нечем без тебя дышать. Я задыхаюсь. Моим рукам не хватает тебя. Моим глазам. Моим губам. Я закрываю глаза – и вижу тебя. В моей голове – ты один. Мне не нужно ничего, только ты один.

– Тебя ничего не смущает в этом признании в любви? – Андре немного повернул к Ивану голову, и мужчина увидел его профиль с полуприкрытыми ресницами, – «Я», «Мне», «Мое»… а где во всем этом – я? Ты утверждаешь, что любишь МЕНЯ, но говоришь только о СЕБЕ, Ваня. Я для тебя – удобный объект для твоих романтических переживаний. Что-то новенькое и необычное, и поэтому щекочущее нервы. Так?

– Нет. Не так. Если бы ты не прогнал меня вчера…

– Ваня!

– Не перебивай. Дай мне сказать. Если бы ты не прогнал меня вчера, я бы просто попросил научить меня. Ты подумал, что я испытал – что? Отвращение? – а это было просто смущение. Я не умею ничего, Андре. Я не знал, что нужно делать, и как. Это был ступор. От неизвестности, от непривычности, а не от неприятия, понимаешь? Но ты не дал мне времени даже прийти в себя и объяснить. Ты решил все за меня, приписал мне свои опасения. А у меня не было сомнений. И сейчас нет.

– Чего-то подобного я и ожидал, – парень пожал плечами, – я примерно представлял себе, что ты скажешь, поэтому не хотел, чтобы у тебя была такая возможность. Я не верю тебе, Ваня, извини. Не верю.

– И что мне нужно сделать, чтобы ты поверил?

– Вряд ли это уже получится.

– Хорошо. Ты не любишь эмоции. Ты любишь логику. Скажи мне тогда, зачем я здесь? Зачем я хотел увидеть тебя, если ты мне неприятен? Зачем я сам сейчас тебя обнимаю, зачем говорю все это? Ты же прекрасно знаешь, мне неинтересна карьера, мне неинтересны деньги, мне плевать на Нью-Йорк и все эти известные фамилии… а я все равно стою здесь, с тобой, и не отпускаю тебя. Зачем? Зачем, если не потому, что мне нужен ты, ты сам?

Андре молчал.

Иван осторожно дотронулся губами до щеки парня – там, где на кожу опускался ободок длинных ресниц. Потом чуть ниже и сбоку – где резко выделялись скулы. Еще ниже – почти у самого уголка губ. Маленькие, нежные, очень бережные поцелуи. С закрытыми глазами – чтобы чувствовать мягкую, нежную кожу только губами, чтобы не спугнуть крошечную, слабенькую надежду…

Парень стоял неподвижно. Прядка волос выбилась из прически и забыто трепыхалась от ночного ветра, лезла в глаза, попадала в лицо Ивану – но Андре не пытался освободить свои руки из-под Ивановых ладоней, чтобы ее поправить. Он не отвечал на поцелуи – но и не вырывался, и Иван все смелее и смелее обнимал его.

– Что тебе нужно сейчас от меня, Ваня? – наконец, выдохнул парень, – Тебе нужно, чтобы я сказал тебе, что все ок? Что мы друзья, и все отлично? Что ты от меня сейчас хочешь?

– Я просто хочу быть с тобой рядом. Не хочу отпускать тебя. Не решай за меня, что я чувствую, пожалуйста. Я просто хочу тебя обнимать, тебя, понимаешь? Тебя, такого, какой ты есть. Мне все равно, что на тебе надето, есть на тебе мейк ап – или нет. Я. Просто. Хочу. Тебя. Обнимать…

– Ты меня обнимаешь.

– Я обнимаю мальчика Кая, которого заколдовала Снежная Королева… но я буду обнимать тебя столько, сколько нужно, чтобы льдинка растаяла.

– Даже если Я этого не захочу?

– А ты не захочешь? – Иван развернул парня к себе, взял в обе ладони его лицо и повторил, глядя прямо ему в лицо, – Ты не захочешь, Андре?

Из-под плотно закрытых ресниц вдруг показалась крошечная слезинка. Парень изо всех сил пытался держать неподвижное лицо, но губы едва заметно предательски кривились, и тонкие ноздри трепетали от сдерживаемого вдоха. Иван прижал его к себе, уткнув лицом в свою шею, и принялся баюкать в объятиях, как маленького ребенка, гладя по спине, по голове, шепча в ухо:

– Маленький мой, хороший, не бойся… не убегай от меня, не прогоняй меня… я очень хочу, чтобы тебе было хорошо со мной… я не дам больше никому тебя обижать… только позволь мне…

– Почему я снова тебе верю? – отчаянно всхлипнул Андре, – Ты делаешь мне больно раз за разом, а я почему-то все никак не могу перестать тебя прощать… Пойдем домой. Завтра нам рано вставать, а я опять наревел себе глаза, как у китайского пчеловода. Ненавижу тебя за это. И не улыбайся так радостно, инквизитор! Спать ты будешь на кушетке.

9.