Как и мы с Эйсом.
На мне ‒ то самое синее платье в пол, выгодно подчеркивающее фигуру, на Арнау ‒ дорогой костюм стального цвета. Никогда я еще не видела его, одетого столь официально и столь элегантно одновременно. Ему очень шло. Пиджак подчеркивал разворот плеч; зачесанные волосы отливали платиной. Красавец-бизнесмен. В таком наряде Арнау казался кем угодно – банкиром, финансистом, филантропом, инвестором, меценатом. Или, быть может, агентом под прикрытием. В общем, кем-то, чьи навыки требовали не только развитого ума, но также гибкого и накачанного тела.
Тела, которое теперь не отпускала Вероника.
Я же стояла у барной стойки.
Эйс говорил «будет легко», но мне было сложно. Потому что она висла на нем, попросту не отлипала.
Они просто разговаривали, наверное, пыталась я убеждать себя,
Они были «моими» ‒ эти мужчины. Гэл и Арнау. Моими на всех уровнях, и выносить вид одного из них, касающегося сейчас другой женщины, – штык в сердце.
«Нужно работать» ‒ убеждала я себя. «Просто работать».
И я, пересилив плещущийся внутри негатив, отправилась на поиски Робина – долговязого мужчины, с которым уже успела познакомиться и перекинуться парой фраз. Костюм на мистере Вайсе болтался, как на вешалке. Лицо обычное, невыразительное, волосы редкие; даже высокий рост при тщедушном сложении не казался выигрышным и не придавал Робину мужественности. Что ж, мне с ним нужно просто пообщаться, а не спать.
‒ Вы свободны? – спросила я хозяина вечеринки, когда начался медленный танец.
‒ Свободен. – Мою фигуру осмотрели с одобрением.
‒ Я вас приглашаю.
Он ощущался мне чужим на всех уровнях. Быть может, потому что мое сердце принадлежало другим. А может, просто не был моим типажом внешне. Но я пришла сюда работать и потому танцевала. Его рука на моей талии; теплое дыхание в ухо. Слишком резкий мужской парфюм, запах алкоголя; вокруг нас кружили другие пары. Если я сейчас увижу среди них Веронику и Эйса, мне станет хуже, и потому я уперлась взглядом в лацкан черного пиджака.
‒ Вам нравится вечеринка, Оливия?
Музыка не глушила разговор, к тому же мы находились очень близко друг к другу.
‒ Вечеринка очаровательна.
‒ Как и вы.
Рука со слишком длинными пальцами гладила меня вдоль позвоночника, не провоцируя во мне возбуждение, но усиливая желание не сближаться.
‒ Вы мне льстите.
«Только не кипятись, не выдавай своего раздражения вовне». Хотелось верить, что Арнау смотрит на нас и ощущает в этот момент то же, что и я. Что ему не все равно. А еще хотелось вообще не думать про Арнау, забыть про него временно. И про собственную ревность, плеснувшую мне в мозг так некстати.
Танцующий Вайс принюхивался ко мне, как извращенец.
‒ Какие духи вы носите, Оливия?
Я даже не пыталась сказать «Лив»: Лив – это для друзей.
‒ О, это селективный аромат на заказ.
Даже не соврала. Его на прошлый праздник подарил мне стеснительный ухажер из редакции. Сам ухажер не прижился, а вот аромат – да.
‒ Очень… возбуждающий, – партнер по танцу продолжал меня нюхать. – Скажите, а вы верите в любовь втроем, Оливия?
‒ Верю ли я? – как ни странно, моя тема. И врать не пришлось. – Очень. По мне, любовь втроем – это прекрасно. Ведь это означает внутреннюю свободу, отсутствие барьеров, широту мышления…
Мысли Гэла, однажды ставшие моими.
‒ Вот! – обрадовался Робин. – Вы совершенно точно разделяете и мои убеждения на этот счет…
Он принялся мне что-то шептать о невероятных горизонтах, возвышении в чувственности, о том, что однажды все общество примет новую идею и вживит её в себя.
Я не слушала. Я ждала, когда закончится танец.
А следующий танец ‒ с Эйсом. Эйсом, вывернувшим из полумрака, обнявшим меня за талию, укравшим у предыдущего партнера. Наконец-то нужные мне руки, запах, ощущение правильности. И все бы отлично, если бы не чувство горечи. Да, я собственница, и да, этот вечер позволил мне узнать о себе нечто новое.
‒ Как идут дела? – шепнул Арнау на ухо.
‒ Все хорошо, – отозвалась я, чувствуя его плечи под своими пальцами. – Но у тебя, конечно, лучше.
Он учуял прохладцу в моем тоне.
‒ Почему ты так решила?
‒ Потому что Вероника от тебя ни на шаг не отходит.
‒ Это просто работа, Лав.
«Просто работа. Конечно». Я, вроде бы, понимала.
‒ И ты делаешь ее очень хорошо. Как и все остальное.
Хорошо, что тьма зала скрадывала сталь его глаз, но настроение Эйса я всегда чувствовала кожей.
‒ Это ревность?
Да. Это ревность.
‒ Ты очень красив, Эйс, ‒ увильнула я от прямого ответа, ‒ и женщины от тебя без ума.