‒ Как думаешь, как много времени понадобилось бы тебе… мне, ‒ поправился он, ‒ чтобы довести все от начала до конца?
Мало. В условиях напряжения и контраста.
‒ А если бы я добавил пальчик еще сзади?
Я резко втянула воздух.
‒ Правильно, ‒ мягко одобрил мою реакцию Арнау.
‒ Я бы… упала там, ‒ мой рот открылся все-таки, и удивил собственный хриплый голос.
‒ О, я бы не дал. Я бы тебя удержал. И ты, возмущенная тем, что просила меня, а не мои пальцы, была бы готова за мою наглость врезать мне по лицу.
Я могла бы попытаться.
‒ … а после оказалась бы затянутой мной в пустую исповедальню – тесную темную кабинку с деревянными стенами. Священник не заметил бы нас, мы вошли бы тихо, он в этот момент продолжил бы общаться с коллегой. И пока бы он это делал, я поставил бы тебя коленями на лавку, прижал бы лицом к стене…
Теперь мне в ноздри ударил запах дерева и спертого воздуха тесного пространства. Слышен был звон цепи епископа, которую тот крутил в руках, шорох его длинных одежд.
‒ … и нет, если ты думаешь, я вошел бы в тебя по классике, ты ошибаешься.
О нет…
‒ … я вжался бы в твою попку…
Я хотела мякнуть, что-то возразить, но Эйс закрыл мне рот мягким поцелуем. Непродолжительным, потому что снова послышалась речь:
‒ Да, и ты сумела бы меня принять, я уверен. Постепенно. Я сделал бы это без боли, ты ощутила бы лишь непродолжительное жжение. Но вот заканчивала бы, насаженная на меня задом, с криками, и пришлось бы зажимать тебе рот…
‒ А после вытаскивать сквозь толпу на собственном плече?
Оргазмы, которые я испытывала с этими двумя, имели все шансы временно лишать меня возможности ходить.
‒ Даже если и так.
А ведь Арнау сделал бы и это – взвалил бы меня на плечо. Пронес бы, лишенную возможности соображать, выброшенную на орбиту, сквозь толпу к высоким дверям.
‒ Ты…
‒ Изверг? – подсказал он с хитрецой в глазах. – Снова несносный?
‒ Снова… ‒ шепнула я. – Ты бы… всего этого не сделал на самом деле, верно? С церковью?
‒ О, я мог бы. И не только это.
Мы все еще стояли у машины, мои волосы все так же трепал теплый ветер, а я ощущала себя так, будто на самом деле побывала в Гаггийском соборе, куда не заглядывала ни разу. Под платьем в трусиках я теперь была влажнее некуда, уже едва держалась на ногах, хотя ни в каких чувствительных точках ко мне Эйс не прикасался. Он только что отымел меня виртуально, сделал это качественно, очень плотно и очень… нагло. В попку… в исповедальне?
‒ Ну что? – а теперь он смотрел невинно, как ангел. – Хочешь, прогуляемся на холм или доедем туда? Отсюда недалеко. Купим кофе в пластиковых стаканчиках, посмотрим с вершины на город, на мерцающие огни фонарей. Посидим на капоте рядом, я укрою твои плечи пледом?
Воплощенная чистота и кротость.
Я прочистила горло, ответила:
‒ Не хочу.
И это было честно. После того, что мне только что шептали на ухо, разогретая до состояния магмы, я просто хотела Эйса. Как угодно. Согласилась бы здесь, у машины, вот только людно…
‒ А чего тогда хочешь?
«Тебя».
Я почти успела это сказать, но телефон в кармане куртки Арнау завибрировал на секунду раньше. И я промолчала.
‒ Ясно… ‒ послышалось короткое. И через паузу: – Понял. Тогда мы поедем домой.
Телефон отправился обратно в карман, Эйс взглянул на меня.
‒ Гэл еще должен будет поучаствовать в одной операции, до двух ночи не вернется. Ты уже дала мне ответ насчет того, чего хочешь? Или нет?
Его губы опять возле моих, и этот ответ он давно и прекрасно ощутил кожей. Дьявол во плоти.
‒ Поехали домой.
‒ Хороший выбор.
Он водил жестче Коэна, агрессивней. По нему плакали гоночные болиды, обтекаемые мотоциклы и парашюты – в общем, все те активности, где адреналин и великолепные реакции требовались для достижения максимально эффективного результата. Когда Арнау разгонял «Барион» на проспектах, у меня сладко тянуло живот.
Внешне спокойный, внутренне собранный, он почти не нарушал правила. Его вечное «почти». Просто такая кровь, просто неугомонный характер и отменное знание людской психологии. Эйс был наркотиком, и сам знал об этом.
‒ А другие девушки, ‒ вдруг спросила я, ‒ они… давали тебе свою руку?
Водитель не удивился вопросу.
‒ Ты про доверие?
‒ Да.
‒ Другие девушки… ‒ протянул он философски. – Девушки, в основной своей массе, пугливы, зашорены. Чтобы решиться на такое, нужно понимать, что ты готов брать от этой жизни яркий цветовой спектр, а не привычный тускло-серый.
‒ Так… да? Или нет?
‒ Нет. – В этом простом ответе я не уловила ни капли лжи, ни оттенка разочарования. Будто Арнау, как терпеливый хищник, понимал, что однажды дождется «ту самую». – Знаешь, что нам с Гэлом сразу понравилось в тебе в лифте?
‒ Что?
‒ Ты, в отличие от прочих, вибрировала редкой частотой.
‒ Какой?
‒ Смелостью.
Еще два перекрестка остались позади. Мы все ближе к нашему жилому району.
‒ Когда ты уже озвучишь свою «дурацкую» просьбу? Ведь про «доверие» была не она?
‒ Не она. – Он улыбнулся. – Ты куда-то торопишься?
‒ Хочу услышать, что эту ночь я проведу в твоей постели.
Мне адресовали залипательный взгляд, отливающий металлом.
‒ А ты в этом сомневаешься?
И до самого дома Эйс более не проронил ни слова.