Третья древняя, или И один в поле…

В Торговой палате города у мадам Бергер оказались хорошие знакомые, которые много помогли ему в том, чтобы сделать первые шаги на поприще бизнеса. Впрочем, знакомых у неё было много везде — это, конечно, было очень удобно, но, с другой стороны, весьма опасно. Целые дни они проводили вместе, и бог знает, что могли о них — вернее, о ней — подумать, если бы кто-нибудь их случайно «застукал» в этой «неформальной» обстановке.

Но Кристина не обращала на такие вещи никакого внимания и веселилась от души. Именно веселилась — назвать работой то, чем они занимались, можно было с большой натяжкой. Но был во всём этом и большой плюс: он хорошо узнал её, и теперь у него уже не было никаких сомнений относительно искренности и честности своей напарницы. Никакой контрразведкой тут и не пахло. Осталось убедить в этом только Центр, а потом можно и…

«А что дальше?» — задавал он себе вопрос, но не мог дать на него определённого ответа. Дальше была неизвестность. Нет, не та таинственная и мрачная неизвестность — полная опасности грозовая туча, которая может сорвать судно с якоря и закружить его в водовороте, а то безобидное облачко на горизонте, не предвещающее, на первый взгляд, ничего непредсказуемого. Оно, словно сладкий сон, медленно и незаметно подплывает и овладевает исподволь, опутывая тонкой паутиной сладострастия, и в конце концов захватывает полностью в свою власть, — и человек пропал! Его интуиция подсказывала, что Кристина недаром появилась на его пути, и пока было трудно сказать, чем обернётся для них это знакомство.

Память, подобно игроку в лото, вынимающему из мешка фишки, наугад выхватывает из своих запасников картинки прошлого и выстраивает их в хаотическом беспорядке.

— Восемнадцать! «Дед»! «Барабанные палочки»! — кричит игрок. — Концерт Шумана! Музыка и любовь! Вербовка!

Она давно приглашала его сходить на музыкальный концерт, но он всё отговаривался, полагая это бесполезной тратой времени. Музыка в его воспитании и образовании была большим пробелом, и он не хотел показаться в глазах «Стеллы» неотёсанным чурбаном. Но однажды «Стелла» пришла на встречу с билетами в филармонию, и отступать ему больше уж было некуда.

Он взял напрокат фрак, и, отпустив «Стеллу» домой пораньше, чтобы она тоже смогла переодеться, приехал в филармонию на такси за пятнадцать минут до начала концерта. Он нравился себе в вечернем костюме, который надел в первый раз в своей жизни, но когда увидел «Стеллу», выходящую из бесшумно подъехавшего чёрного кабриолета в непостижимом вечернем платье с декольте, то почувствовал себя по сравнению с ней просто гадким утёнком.

— Вы …вы просто восхитительна сегодня, — сказал он, беря её под руку.

— И вы тоже хороши, Рольф! — искренне сказала она и повела его в зал.

В гардеробной на них оглядывались, вокруг них шушукались, многие зрители узнавали «Стеллу» и приветственно махали ей рукой, другие подходили к ней в фойе и здоровались, и тогда она не без некоторой гордости представляла его:

— Рольф Фассбиндер, предприниматель.

Некоторые спрашивали: «Как Магнус?», и тогда «Стелла» сообщала, что муж в отъезде и участвует в важной международной конференции. Знакомые чинно раскланивались и с загадочно-подозрительной усмешкой отходили.

Играли Шумана. Зал был полон, выступал знаменитый лондонский оркестр, а дирижировал им известный австрийский дирижёр. Вокруг царило приподнятое торжественно-праздничное настроение, которое постепенно сообщилось и ему. «Стелла» была возбуждена и оживлённа чрезвычайно — по видимому, на неё действовала не только предконцертная атмосфера, но и первое появление в свете со своим новым работодателем и знакомым.

Зал затих, свет погас, и публика дружными аплодисментами попросила дирижёра. Тот не заставил себя долго ждать, возникший из ниоткуда у своего пульта, поклонился и повернулся к оркестру, до предела наэлектризовывая зрителей и музыкантов своей напряжённой позой и поднятой вверх палочкой.

Тихо, почти неслышно вступила скрипка, её нерешительно поддержал рояль, к ним присоединились другие щипковые и духовые инструменты, количество звуков всё нарастало, оркестр звучал громче и уверенней, пока, наконец, в зале не разразился настоящий гром и не возникло ощущение приближающейся грозы.

Он посмотрел на профиль своей спутницы — она сидела, подавшись вперёд, жадно ловя звуки; глаза её лихорадочно сверкали, изящные тонкие ноздри еле заметно сжимались и разжимались, на щеках появился румянец восхищения. Она повернула голову в его сторону, улыбнулась и протянула левую руку и положила её ему на колено. Он вздрогнул, поймал её руку своей, и в ответ почувствовал лёгкое пожатие. Он так и просидел всё первое отделение, боясь пошевелиться и глядеть в её сторону.

«Любовь, как музыка, появляется внезапно, и её надо сразу записать», — вспомнил он изречение какого-то немецкого композитора-классика — кажется, Бетховена.

Какое произведение Шумана исполнял оркестр, он не помнит, но мог бы узнать его по нескольким тактам, если бы удалось послушать его ещё хоть раз.